Читаем Дневники 1918-1919 полностью

В настоящее время громадное большинство крестьян — правые эсеры и желают Учредительного Собрания. Но, конечно, легко представить, что этот поворот направо лишь первый этап. В основе психологии крестьянина в настоящее время лежит страх утерять «завоеванную свободу», то есть отнятую у помещиков землю. Передел по живым душам, как он ни гибелен с государственной точки зрения и культурно-технической, — все же дает нечто бесприютному бедняку: Фекла на прибавке чего-чего не посеяла: и свеклу, и картошку, и всякую всячину, она с радостью

-129-

дожидается жатвы. Другой страх в психологии крестьянина — возвращение через немцев старого строя и наказаний за грабежи. Правоэсеровская линия и есть теперь первая линия заранее приготовленных позиций.

Деревня сидит на чужих наделах, как наседка на яйцах, и в конце концов высиживает от всего что-нибудь: от большевиков высидела — <1 нрзб.> войну, помещичью землю, от правых социалистов хочет теперь высидеть Учредительное Собрание и права.


Сегодня, 20-го Мая, хоронили Дедка, нашего Платона Каратаева. Накануне смерти он сказал: — Не узнаешь? А я тебя 20 лет не видал.

Засунул руки в сапоги, теплые ли.

На похоронах Никифор: «43 р.» (гроб).


Их уверенность, а не вера — уверенность их <приписка: питается из отравленных колодцев> находится в численности себе подобных, тогда как вера в глубине <приписка: тогда как вера из глубины и чистоты>.


Вопрос о большевике Федьке: что он — «уверенный» (верит) человек или подкупленный?

Я думаю так: он, как и Горшков, как и прочие подобные, имя им легион, прежние лакеи, повара и кучера помещиков, ныне сводят счеты со своими господами путем Смердякова, через убийство. В этом сведении счетов их слабость и кратковременность существования: совершив свою миссию возмездия, они погибают. Так стражник Черкасской волости Бутов, бывший каторжник, достигает звания диктатора (Прекословный диктатор), совершив полный круг от раба до царя, изживает все признаки разума и совести.

«Уверенность» этих сверхрабов питается из отравленных колодцев их самолюбия и держится численностью, тогда как источники веры выходят из глубины личности (которая есть цвет толпы). Наша деревня, как терпеливая наседка, сидит на яйцах-идеях, и она бы высидела их непременно, если бы не мешали извне.

-130-

Слово «умрем» значит «перестать жить». Причина смерти бывает от старости, от болезни и от борьбы за существование. Первые две причины бывают от природы, третья — от человека и потому что громадное большинство людей неграмотных находятся в руках кучки людей ученых, кровожадных людей.


Сергей Петрович:

— Моя дочка тоже ученая, все читает, читает, другой раз скажет: «Папа, есть хочу!» — а я положу ей книжки и говорю: «На, ешь!»


Статья диктатора Бутова. Его слова, когда съезд крестьян хотел бежать от него: "Товарищи, еще две минуты! Товарищи, остановитесь! я диктатор не вечный, я прекословный диктатор"» (то есть не беспрекословный). Слова Белинского о Петре-диктаторе: «Будь полезен государству, учись или умирай: вот что было написано кровью на знамени его борьбы с варварством».


Бутов жаждет крови, но не смеет, боится остаться один с идеями, как Робеспьер; холоп и лакей, он хочет быть заодно с лакеями, холопами, и, скрывая, как Смердяков, убийство свое, он делает вид, что убивает народ (самосуд).

<На полях: Выдыбание ученых>


Одною рукою бросая семена, другою хотел он тут же пожинать их, нарушая обычные законы природы и возможности, и природа отступила для него от своих вечных законов, и возможность стала для него волшебством. (Белинский о Петре.)


Как белеет просеянная через сито мука, так белеет просеянная через сито коммунизма буржуазия: как черные отруби, отсеются бедняки, и в конце концов из революции выйдет настоящая белая буржуазная демократия.


Факты исчезают из памяти народа, а значение фактов остается (Ап. Григорьев).

-131-

В тех простонародных низах, в трактире, на биржах, на ярмарке, где по любви к бродяжничеству и непринужденным беседам я часто пребываю в халатном и простодушном состоянии, — всегда я замечаю косой глазок Сергея Петровича, или Петра Сергеевича, забитого жулика: глазок берет под сомнение все ученое, выученное...


— Я разочаровался в ученом человеке, — сказал Сергей Сергеевич (кончил 6 классов гимназии, просвещенный купец), — на веру ученье принимал — теперь разочаровался.


Отметить единообразие форм советской власти. Конец большевизма похож на конец самодержавия: например, твердые цены (монополия).


Сижу, хлеб жую на хуторе, читаю по-новому старые книжки, а возле меня, как курица на подкладнях, сидит деревня на чужих идеях и дожидается какой-то «установки», что выведется: гусята, цыплята, утята или кукушкины дети. На поле не хожу часто, а то, знаю, скажут: «Начал опять нос свой совать, видно, немец близко». Я тоже, грешный человек, подумываю, когда ко мне из деревни гости заходят: «Вот опять заходили, видно, что-нибудь новое о немцах с базара привезли».

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука / Биографии и Мемуары