Читаем Дневники 1920-1922 полностью

…Мелкий осенний дождь падает на поля, и тысячелетия падает, и камни рассекаются — тысячелетия пролежат они, пока не распылятся. Так и тоска гложет сердце мое помаленьку, помаленьку, пока оно не устанет биться и не успокоится…


На Одноличке живут и до колодезя десять шагов по ровной тропинке, а в Черной слободе живут — поднимаются за водой чуть не на целую версту к тому же колодезю. Тем, кто родился в Черной Слободе, гора эта, как горб, на всю жизнь. И так они привыкли к горе, что думают, всем это нужно и что это уж не настоящие люди, у кого нет возле горы, и гору эту называют, примиряясь с жизнью, крестом своим, а про Одноличку говорят, что у них нет креста и они не настоящие люди.


Испытание на смерть. Они прошли испытание на смерть и остались такими же.


29 Мая. Только гора эта, по которой им ходить всю жизнь за водой, стала неизбежностью, не уйдешь от нее, надо с ней мириться и жить.

Два произведения: Слава (Христу) и Проклятие (Антихристу)…

Он — мой страж…

Я — нет! я никогда не соблазнялся, и никогда он не смел искушать меня царством своим и обращением камней в хлеб…{53} Когда другие незаметно для себя, переступая пороги тюрьмы своей, становились сами сторожами, я никогда не соблазнялся и Тебя не подменял им: он был мне всегда он. Но я виноват перед Тобою, что не мог вовремя поднять на него свой меч. Он разбивается и падает, когда я его поднимаю, и я снова кую и молюсь: «Господи, помоги мне все понять, ничего не забыть и ничего не простить!»{54}


30 Мая. Троица.

Как будто мне нельзя ненавидеть зло, и меч, скованный на молитве о помощи к борьбе со злом, — разбивается, и страж мой является в царском облачении <4 нрзб.>, и Я опять в унижении и прахе. И мне слышится голос: терпи, сторож твой сам уйдет, а взявший меч мечом и погибнет{55}.

Клещ сидит и напивается кровью братьев и сестер моих, а я должен сидеть и смотреть.


«Английские гости», представители профессион. союзов (2 девицы, 2 англичанина, 8 евреев), приехали в Москву посмотреть еще теплые угли сгоревшей Российской империи, будто бы они осмелились на такую дерзость: поднесли где-то членам ЦИКа по бутерброду и куску мыла, — не знаю, верно ли, похоже на анекдот. В газетах, которые они привезли с собой, почти совсем не упоминается о России, как будто ее не существует.


Англии, очевидно, принадлежит теперь мировая гегемония — почему так вышло?


Теперь, верно, уже настало время разгадки русского Сфинкса, напр., хотя бы Петр, сколько спорили о том, добро он сделал России или зло. Скоро можно будет это знать. Вообще история русская сведет концы.


Много людей раздавленных (и Бальмонт?!). Нельзя так гневаться, если гневаться, то надо так, чтобы немели враги, а если этого нет, — нужно смеяться.


Бывало, в несчастии думаешь и очень мучишься этим, именно, что вот поступи при таких-то обстоятельствах иначе, и судьба твоя была бы иная, ведь это же, в конце концов, и убивает — сознание, что я виноват; но теперь окидываешь памятью события, начиная с 14 года, и видишь, что как бы не поступал, все равно бы попался, и даже если бы любил свою родину или ненавидел — все равно!


К психологии действия: действие должно быть полным, заполнять все существо.


31 Мая. Духов день. Я встал на рассвете, мелочи бросились на меня и стали грызть, но, посмотрев на последние звезды, я овладел собою и унес в комнату свет звезд, вот это действие звезд, что от них почти всегда что-то уносишь с собой. Я овладел собою, и мне ясно представилось, что я в жизни был счастлив и мне надо за нее благодарить. Так при всяком приступе отчаяния нужно вспомнить, что был счастлив и стоило помучиться из-за этого, а если чувства не хватит для этого, то поможет рассудок: состояние отчаяния, значит, или конец, — но конец неизбежен, или же оно временное и за ним последует радость…


1 Июня. Получено известие из Ейска о счастливой жизни: ты жив, мой ловкий друг.


Все эти несчастные люди живут, вовсе не сознавая, как они несчастны, потому что им не дают одуматься заботы о своем голодном существовании, сколько усилий, напр., нужно, чтобы, не будучи торговцем и только подражая им, торговать на базаре! а ведь каждое усилие заполняет время. Что, если бы только всех этих голодных людей накормить вкусно и жирно, что, если бы все эти калачи, окорока, оставшиеся на вывесках старого времени, явились бы на стол подавленного интеллигента, а все остальное было бы по-старому, сколько тут было бы самоубийств, разврата и всякого очертенения. Нет, мы еще не все пережили, мы не дошли еще до ужаса сытой коммуны. И так, я думаю, есть часть правды в аксиомах нашего большевизма, что Европа (Англия) некогда дойдет до того же: она даже перейдет, она осуществит сытую коммуну.

Призываю на помощь метафизику и психологию: интеллектуальное направление (фабрикация) определяет общий строй Европы; социализм Маркса переводит стрелку фабрикации с вещества в область общественных отношений; при Европейском такте можно осуществить сытую коммуну; тогда все общество будет действовать как совершенный механизм.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии