В закоулке Вифанского озера в тепле под ореховыми золотистыми висюльками тысячи спаренных лягушек, выпучив глаза-микроскопы, хрипели и урчали. При моем приближении в спаренном виде они прыгали с берега и снова показывали из воды свои микроскопы. Несмотря на все омерзение при виде такой любви, все-таки оставалось, в общем, к ним некоторое уважение, вероятно, потому, что все-таки нелегко, наверное, им было переносить, шлепая, такую любовь. Через уважение к лягушкам мне вспомнился учитель-натуралист Шевалдышев, который занимается специально ими и вылавливает массами для Москвы. Наверно, этот натуралист, как все они, презирает мое сочинительство, считая это занятие пустым и легким, и в лучшем случае «Божьей милостью». А между тем, пока я писал одну коротенькую главу романа, он, шлепая по грязи, изловил и отправил в Москву пятьдесят тысяч лягушек.