И этот тихий, белый, звонкий день я понимаю как день спокойствия перед последней борьбой. Кажется все как в лучший зимний день: и засыпанные снегом высокие сосны-свечи, и следы на опушке, и далекий праздничный звон. Только вот некоторые березки стоят с желтыми листьями, а на кустах ольховых много есть еще и зеленых, и этот зеленый лист говорит, что еще не конец, что опять начнутся ненастные дни с дождем и бурей, что земля опять обнажится и разверзнется могилой в тумане и сырости, что еще много будет всего.
Приехал Замошкин с Рудневым. Замошкин прямо с вокзала ко мне, а Руднев к Григорьеву, и потом все собрались у меня. Замошкин рассказывал о Ценском, которого видел в Крыму (мизантроп женился). Говорил о Бунине, который где-то написал с презрением о Горьком, что в 15 лет за ним «мы шли», а теперь видим, что из этого «вышло». В Европах реакция, интеллигенция массами обращается в католичество (перегоняет пастух овец из одного стойла в другое). Говорят, что переговоры с Францией оборвутся. Сталин будто бы сказал, что, в конце концов, из положения есть выход: война при поддержке европ. рабочих.
Руднев перенес измену жены — это рыцарь! Что может быть труднее такого положения: рыцарь сражается за свою Даму, а она ему изменяет. Рогатый рыцарь на бобах: положение жалкое и безвыходное, очень близкое к оскоплению (между прочим, это самое произошло с Блоком, только Блок утратил Даму, потому что не хотел сам вступать с ней в физ. связь, и это сделал другой — дело чистое; а Рудневу изменила женщина в состоянии беременности от него же, значит, все меры были приняты, и все же…).
Купить «Декамерона».
Продолжение чтения Горького:
Лица иногда появляются без внутренней необходимости и потому не запоминаются: «Макаров» горюет, и думаешь: «кто же это такой» и листаешь страницы назад. Получается роман вроде пирога с мелко нарубленной начинкой. Чтобы запоминались лица читателем, нужно характеризовать его самим действием.
Гимназисты не могут так умно разговаривать, как у Горького.
Осилить зверя, согнать: загонять вязко
Кн. Трубецкой мне подарил Тартарена Додэ с автографом Сергею Трубецкому. Продолжает пить так, что с концертов своих приносит виолончель, полную снегом.
Милость разбойника, а простота покоряет и черта.
Записываю решение для возможности написать роман, решение выдерживать режим: 1) Курить не более 2-х папирос в час. 2) Утром с чаем черный хлеб и масло, в 9 ч. простоквашу.
Писать решительно, т. е. стремительно вести повесть до конца, не отдыхая между звеньями и не отделывая каждое из них до конца. Пишется рано утром черновик. После рассвета по готовому на машинке. 2-й черновик и конец, больше не отделывать и гнать до конца, не впиваясь в удачные места.