Дневники 1926-1927

Надо знать мою страсть к охоте, то бешенство, в которое впадаю я, чтобы понять, как приходится мне сдерживаться при стрельбе. Эта страсть включает в себя, конечно, и ревность. Вот на днях, когда я убил 4-х дупелей за рощицей, куда я не заглянул, потому что дупелей там не бывало, и, казалось мне, быть не могло, раздался выстрел, и когда я поднялся из болота по тропе, то увидел охотника с белым пойнтером. Пока я пришел домой, этот охотник сделал четыре выстрела. Потом эти выстрелы мне спать не давали, я ужасался мысли, что кто-то у меня из-под носа взял дупелей. На другое же утро чуть рассвело, я был на этом месте, проверил и успокоился: в высокой траве дупелей не могло быть, неизвестный, наверно, стрелял в погонышей. И так могло быть: приди ко мне неизвестный, спроси у меня, я сам бы свел его и указал дупелей. Сегодня было еще смешнее, я убил двух дупелей на поскотине, заключенной между Ясниковским, Гороховским и Алмазовским. Несомненно, тут оставались еще дупеля, но я решил перед подробным осмотром пройти дальше ручьем и осмотреть узкую полоску кочкарника. Я не ошибся, дупель там нашелся, я убил его. Надо бы дальше немного пройти, но, оглянувшись на оставленное мною болото, я увидел над ним низколетающего ястреба, который, очевидно, тоже охотился на дупелей. Тогда я бросил ручей и пошел скорей туда к ястребу.

Я убил всего сегодня 5 дупелей и одного жирного бекаса. Ромка неважно работал. Это была охота на большом пространстве при сильном ветре. Взволнованный высыпкой, я предъявил к молодой собаке большие требования и часто выходил из себя. Вот недостатки Ромки:

1. Поиск слишком широкий, и потому приходится держать свисток почти неотрывно у губ.

2. Часто неверная пойнтеровка. Иногда это объясняется при сильном ветре сквозняками в кочках. Бывает, например, собака чует дупеля издали, верно идет, но когда приближается настолько, что ветер приносит запах сидящего за кочкой дупеля через голову собаки, она или проходит впереди мимо дупеля, или, как часто делает Ромка, бросается Бог знает куда проверять назади, а потом теряет то место, а охотнику дупель этот попадает под ногу. Я потому не могу утвердительно сказать о неверной пойнтеровке.

3. Подводка небольшими стойками, после которых он быстро пробегает вперед. Хотя весь процесс довольно продолжительный, и редко приходится не поспевать даже очень издалека, но все-таки желательно бы иметь последнюю стойку на значительном расстоянии от птицы. А у Ромки имеется расчет сделать мертвую стойку, когда птица у него под носом. И потому мертвая стойка у него очень редко выходит. Мне нужно этот недостаток исправить, потому что Ромка страшно винится, когда птица слетает без выстрела.

4. Слишком бурный розыск. Напав на след и вдруг потеряв его, Ромка стремительно мечется на коротких ногах, пригнув утюг к кочкам в сторону, назад, пока не найдет более свежий след. Так его бросает иногда Бог знает на какое расстояние.

<Запись на полях> Пусть религия — дурман для народа, но от своих охотничьих святых я никогда не откажусь. Петров день, когда раньше разрешалась охота, Ильин день осенняя.

<Приписка на полях> В писании утверждайте жизнь по своему опыту и вере.

Я вернулся в 11 ч. страшно усталый, потому что с Ромкой серьезная охота очень трудная. В 12 ч. была сильная гроза с ливнем. Лег спать. Но Петя не пощадил меня. Явился с одним бекасом весь мокрый. И ходил чуть ли не возле дома (это во время-то высыпки!) У него есть часы. Он знает, когда я ложусь спать. Конечно, рассердился.

Писатели!

В писаниях своих утверждайте жизнь своего опыта и по своей вере.

13 Сентября. Теплая ночь, совсем как летом, даже перед восходом не похолодело. Это утро «осенней весны», редкое, драгоценное. Я вышел с рассветом, а в 10 утра уже стало жарко ходить. На вчерашнем месте я не нашел ничего, и это доказывает, что Ромка отлично обнюхивает.

Сегодня я взял с собой записную книжку, чтобы записать вею охоту, трудно жить этой двойной жизнью — страстно охотиться и хладнокровно тут же записывать, но я привык и могу. Я думаю даже, что если бы распяли, и смерть не пришла, то и к положению на кресте можно было бы привыкнуть, и даже начались бы какие-нибудь ежедневные радости, драгоценные тем, что им бы уж, кажется, никто не позавидовал.

Я убил сегодня трех дупелей на Родниках вблизи канавы, где пасут лошадей.

Первый дупель. В кочковатой лощинке Кента понюхала и вытащила свой утюг, уверилась и пошла прямо на коротких ногах между кочками. Дупель полетел прямо и низко, но был еще утренний полумрак, и на прицел попало только белое хвостовое перо. Дупель оказался подраненным в крыло. Чтобы вернее стрелять, я подождал немного, из синей хмари показался красный не сверкающий, как лунный, взлобок солнца. Полная луна совсем побледнела. Показалась пара журавлей, летящих в горизонтальном согласии. Я пустил Кенту, и она сделала полукруг, стала и повела.