Дневники 1926-1927

21 Сентября. Дождь лил всю ночь. У нас в деревне уже нет ласточек, а в поле вчера Петя встретил табунок, верно, это пролетные.

У меня отчего-то опять шишка раздулась на шее, и на охоту идти не могу. Пойдет Петя с Ромкой проверить берег Дубны под Сковородиным.

Месть Альдонсы.

Начитался своей «опытной мистики» и под влиянием этого думаю о революции так: вся революция была, как «месть Альдонсы», унижены революцией были все, кто хотя бы в тайниках своей души презирал свою животность и выделял свою духовность. Равенство плоти — вот требование революции. Так один мужик, увидев портрет мужика Калинина с семьей и вспомнив, что царь тоже любил сниматься с детьми, сказал: «Один х…». Как бы сделать это литературным?

Один мужик из этой деревни, откуда вышел Калинин, увидев его портрет с семьей, сказал: «Вот и царь тоже любил сниматься с детьми». Я посмотрел на портрет и подумал: «один козырь». Конечно, мужик не козырь сказал, а другое непечатное слово, но все равно, он хотел этим сказать, что природа людей одинакова, а только живем мы по-разному.

<Приписка на полях> Начало письменности: один парень на шоссе во всю дорогу камушками выложил обыкновенное безобразное слово из 3-х букв. Я незаметно для него смотрел на работу и вспоминал гимназическое время, когда мне показали словарь Даля: то же самое слово, которое складывал парень на дороге, было первое, что я захотел разыскать в словаре.

Другой пьяный на базаре в Талдоме пристал ко мне, желая высказаться в своем каком-то глубочайшем веровании, нес всякую ерудну и о солнце, и о Боге, и о <1 нрзб.>, и о царях, и пролетариях. Как вдруг дорогу нам преградил рогатый баран. Пьяница уставился в барана, когда его замяло, и он вдруг мне открыл то самое главное, о чем он хотел сказать. И он сказал… Но вот меня и остановило его замечание, потому что, конечно, он другое слово сказал, не козырь. Это было сказано вовсе не с тем, чтобы выразить превосходство человека в чем-то другом, духовном, нет, пьяница был просто удивлен, потрясен открытием не в унижении человеку, а скорей в открытии права барана на жизнь. И так он сказал: — А и у барана такой же козырь!

География моей охоты

Всегда едешь по реке и видишь, как в нее вливаются другие реки, а по Дубне едешь, то видишь, как из нее везде выливается вода и образуется огромная пойма или болотные заросли, иногда совершенно недоступные человеку. Речки только вдали от Дубны текут в нее, потом как бы задумываются, раскидываются бочагами по своим долинам и, наконец, совсем исчезают в осоке.

Сегодня весь день сеял дождь. Петя ушел на разведку к Сковородину. Я сижу дома, всматриваясь в свое далекое прошлое. Ноги мои отдыхают немного от охоты, и мысль тихая и ясная, такая трезвая: теперь безумие, которое казалось раньше таким страшным, является мне настоящим радикальным пониманием жизни других людей.

Петя вернулся только под вечер, сделав огромный круг поза — Иванкову до Берендеева и обратно. Он принес только одного бекаса и вальдшнепа, найденного на опушке леса возле озими. Теперь не остается сомнения, что высыпка вальдшнепов началась. Я его допрашиваю:

— А журавлей видел?

— У-у! масса, — говорит он.

— Что они делают?

— Ходят горбатые человеческими шагами.

— А ласточек видел?

— Вот я хотел сказать это: видел в поле большой табунок.

В Сковородине наше болото, разделенное Островом, продолжается, там это пойма с канавой на Дубну. Канава начинается плесом, а возле плеса место, куда вытаскивают лодки, называется «Исады» (общее название конюшни лодок). Едут на лодках по канаве, вокруг пасутся стада. Мужик кричит: «Пастух м… т… овцу утопил!» После этого похода легко представляется берег Дубны: мелкий непроходимый лес по кочкам с плесами, потом полоса частого болота и, наконец, деревенское поле на холмах; по временам береговая полоса леса прорезается чистой поймой, как в Сковородине. Между Александровым и Ясинковским, надо понимать, находится водораздел речек Вытравки и Кубжи.

22 Сентября. На рассвете моросит дождь. Но тетерев бормочет. Я к этому до того привык, что мне это все равно, как бой часов. Но этой привычки я не боюсь, потому что в природе столько перемен, что непременно что-нибудь да выведет тебя из тупого покоя привычки.

<Приписка на полях> по-за болотью, по-за болотью, по-за Иванкову, по-за рекой, по-за Кубежью.

Несмотря на дождь, я пошел посмотреть вальдшнепов, не нашел, заглянул в Междуречье: дупелей не было, только бекасы и гаршнепы. Так и надо считать, что кончилось передвижение гаршнепов и вальдшнепов. Бекасов после дупелей скучно стрелять. Я принес сегодня позорную норму: коростеля, гаршнепа и три гриба подосиновика. Наконец, конец! Царь Берендей объявляет свой переезд в свой зимний дворец.

Сегодня сборы, и мы с Петей завтра выходим, а Ефрос. Пав. выезжает послезавтра. Следовательно, всего вольного житья с 10 июля по 22-е сентября: около 2½ месяцев. Довольно работы ногам, пора начать голове. Конец, конец!