Читаем Дневники 1926-1927 полностью

13 Ноября.

За ночь снег повалил на 1/2 аршина, а утром пошел дождь, и так до вечера лил, но снег не поддавался и дочиста не сошел. Вечером, как всегда теперь, сильный ветер. 14-го (понед.) весь день снежная метель и ночь продолжалась. 15-го (вторн.), чуть порхает снежок, в лесах снегу вершков на 6, такого покрова этой осенью еще не было, а сугробы настоящие зимние. Пруды полузамерзшие, везде на белом снегу бушуют черные потоки (слишком воды много), какая-то белая география. Мы с Петей вышли утром в Бобошино ночевать. Переправились через разломанный Торбеевский мост. На той стороне в «горбах» пустили Соловья и очень скоро убили зайца еще не белого, но все-таки седого. Другого убили возле Бобошино (я убил его, мчащегося с заложенными назад ушами, хватив навскидку) между деревьями. Петя провалился в межевую яму и плавал в ней. Можно после метели и в пруд провалиться: все белое. Ночевали у Тимофея. Другой день охотились в оврагах между Бобошиным и Путятиным и Яковлевым. Пороша глубокая, подостланная льдом, стенки снега обсыпаются и закрывают след, так что если заяц в свой след — собаке трудно. Зайцев много, но ходили по большим безумным кругам. Гоняли от темна до темна. Убили двух. Возвращались на лошади по ужасной дороге, вываливались, попадали в воду.

Из этого дня в памяти удерживаются картинки: глубокий овраг и деревья по той стороне, засыпанные снегом где-то чуть не в зените, тихо падает снег, и оттого сосны, их стволы оживают: так в тишине звук сверчка открывает нам особенно глубоко чувство тишины; внизу бушует на белом поток, и черную воду его, поваленное, покрытое белым дерево, то белый куст; лисица перебирается на ту сторону осторожно, подбирая хвост то на спину, то так немного повыше, и видно, что ей много с ним лишних хлопот, прыгает, и потихоньку вверх, и долго видна.


На полях: Т. был вестовым у прапорщика. — Нечего делать, Марахин, сдирай погоны. Т. содрал и хранит их до сих пор.


Возвращались вечером из оврага от Слотина по ужасной дороге. Ехали мужики совершенно пьяные. Я спросил Тимофея об этом:

— Как они могли удержать в себе действие водки от самого Сергиева, что, или они и в пути выпивают?

— Нет, — сказал Т., — они выпили в Сергиеве и не закусывали, — вот она их и держит, голодного она может сутки держать.

Вот ведь какая экономия.


17. Среда.

Ночью чуть порошило, и день слегка морозный, очень хороший.


18 Ноября. Пятница.

Мороз и снег. Тихо.


19 Ноября. Суббота.

Мороз. Тихо. Чуть порхает.


20. Воскресенье.

Иней. Тихо.


21. Понедельник.

Мороз покрепче, солнечно, ветер, хотя и не очень большой, а иней стряхнуло. Видел очень много снегирей.

Сюжет для ох. рассказов: 1) Пропал Соловей. Дали знать из нашего центра по волостям. Председатель волост. союза, увидав Соловья возле дома, бросился звонить в телефон: "Пришел, здесь, приезжайте, я его задержу», а когда вернулся к себе от телефона, собака ушла. Нарисовать тип совр. легко (чтобы напоказ), и в контраст ему собачью память: Соловей ночевал у мужика и пришел к нему. 2) Вестовой Тимофей хранит погоны прапорщика. 3) О солдате, убившем полковника.


22. Вторник.

Многоследица. Мягко, пасмурно. <На полях>. Мужик Рачья Смерть.

<На полях>. Пьяные мужики смеялись над плотником и кричали:

— Какой ты плотник, у тебя и пила-то нового режима (т. е. никудышная).

23. Среда.


Тихий редкий снег. Мягко. Скользит. Если ночью не поднимется буря, значит, едем на охоту. Купил собакам 21 пуд овинного овса (а то бывает ведреный).


24. Четверг.

Ночь звездная. Мы вышли в 1/2 5-го радостные, как будто осыпанные звездами. Когда вошли в темный лес, звезды расселись по сучкам елей: так всегда кажется, если в звездную ночь войти в хвойный лес. Впереди сияла утренняя звезда. На рассвете восток закрылся, и зимний восход солнца в лесу не удался. Днем падал редкий снег в тишине. Под вечер взялся ветер с метелицей. Пороша вышла плохая, первое — снег, как песок, отчего стенки следа обваливаются и засыпаются, это не беда бы, но в связи с только чуть припорошенной многоследицей белоснежных дней создает путаницу для собаки, гон выходит обрывистый; второе — что этот снег-песок лежит по льду, который очень хрустит, и потому нельзя подходить неслышно. Остались за <1 нрзб.>. Петя убил беляка на просеке. Ко мне подошел беляк очень близко и сел за большим деревом. Я его дожидался, затаив дыхание, но вероятно все же нога на хрустком подстиле чуть-чуть шевельнулась. Заяц ушел незаметно для меня своим следом назад за дерево. Помучились мы. Наконец перед очень трудным оврагом беляк высунул бурую (еще не побелевшую) голову из густого можжевельника: верно хотел посмотреть, можно ли перейти овраг. Я с другой стороны оврага выстрелил в эту голову и взял. На обратном пути около Торбеева подняли лисицу, я стрельнул в нее слишком далеко и через елку. В темноте только гон прекратился, и мы вернулись домой, совершив на своих на двоих от 40 до 50 верст.


Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары