Дневники 1928-1929

1 Сентября.Весь день дождь. И я вижу и другие говорят, что встречают много бекасов в лесных крепях. Вероятно, это потому, что луга залиты водой. Однако, кое-где все-таки встречаются и непременно пачками штук по десять: потому что рассыпаться некуда.

Я ходил на Скорынинскую трестницу применить свою догадку о натаске Нерли. Умерив ее поиск, я достиг возможности успеть подойти, когда она начинает причуивать, и удачно стрелять: убил пять бекасов подряд. Но всех бекасов я спугивал сам в то время, когда она путалась в следах. Однако убитого бекаса причуяла по ветру за 10 шагов и стояла долго, остальных убитых плохо причуивала. Повела раз верхом по вальдшнепу в кусты, учуяв его издалека, но тоже стойки не сделала. Раз выразила удивление перед кустом, и вслед за тем вырвался черныш.

Таким образом, остается объяснить плохую работу влиянием погоды (дождь) или слабостью чутья, или неуменьем пользоваться чутьем.

Надо найти место, где много бекасов, или подождать, когда они явятся, взять с собой помощника и длинную (чок-корду аршин 15–20). После охотничьего сезона, если не будет перемены в лучшую сторону, обдумать весь опыт и установить, остается ли надежда на перемену в следующем сезоне.

2 Сентября.Все небо закрыто полупрозрачными облаками, только на востоке узкая полоска чистой зари. Деревенские петушки хорошими и скверными голосами, но всегда очень смешно, учатся у старых кричать ку-ка-реку.

Вчера в Скорынино я сел на снопы у овина переждать дождь, приехал с возом новых снопов лядащий молодой хозяин, с ним была молодая бабенка, огненная и открытая, как солнце. Я с восторгом смотрел, как она таскала к овину снопы. Несколько раз замечал, что в деревнях у сильных выразительных женщин бывают слабые мужья (по-Тургеневски). Вижу, задорная дикарка продолжает меня пленять. Ночью в кошмарном сне эта же самая женщина явилась ко мне в хорошее общество какой-то не то <курсисткой-?>, не то проституткой.

Юный охотник

Петра Пришвина с предисловием Михаила Пришвина

Школа любительской охоты на птиц

I. Дошкольный период: Как и где находить дичь:

1. Общие правила следопытства (по Формозову: растворить книгу Формозова в своем опыте).

2. Краткое описание образа жизни охотничьих птиц с точки зрения их местонахождения.

Степные птицы: дрофа, стрепет, серая куропатка и друг.

Водяные: утки, гуси, лебеди.

Болотные — гаршнеп, бекас, дупель, кроншнеп.

Лесные: вальдшнеп, белые куропатки, тетерева, глухари, рябчики.

II. Школа натаски собак.

III. Школа стрельбы птиц.

1. Когда можно стрелять (законы). 2. Когда надо охотиться: а) обращение с ружьем, б) охота на всех вышеназванных птиц.

Книга в два листа. С рассказами пять.

Такое было прохладно-росистое настоящее крепкое охотничье утро, но я вышел, безучастно походил возле деревни и пасмурный вернулся назад. Так иногда бывает с охотничьей собакой, даешь самую любимую пищу, и не ест…

Верней всего после вчерашней ужасно утомительной охоты я переутомился писанием на ночь, нет ничего хуже, когда на мускульное утомление ляжет умственное. Только к самому вечеру жизнь стала мало-помалу возвращаться ко мне, я обратил внимание на большую вечернюю зарю, и очень мне захотелось подобрать какую-нибудь мелодию на своем рожке. Он сделан из волчьего дерева, тростника и коровьего рога, простейший инструмент. На волчьей палочке просверлено пять дырочек без всякой мысли о гамме. Но, конечно, дырочки расположены не зря, верней всего, они сделаны так, чтобы удобней было играть коровьи мелодии. Люблю я эти мелодии больше всякой музыки. Многое множество людей надо перебрать, чтобы найти такого, кто променял бы концерты Бетховена на мелодию пастушечьего рожка в лесу на утренней росе. Но я готов отвечать чем угодно, что сегодняшнего пастуха до солнышка пришел бы послушать сам Бетховен, он сказал бы: «Это лучше, это больше меня!»

Я сегодня на вечерней заре взял рожок, и вдруг тайная прелесть этой музыки для меня открылась, простейшая грустная мелодия с последующей вариацией, изображающей веселье и радость коровьего шага, — вот и все искусство. Тут все в простоте, чтобы деревня была, коровы, лес, солнце, и звук выходил из коровьего рога, волчьего дерева и тростника. У открытого моего окна собрались ребята, женщины, я спросил одну:

— Милая, как будто у меня выходит не хуже, чем у пастуха?

Она мне серьезно и убежденно ответила:

— Лучше!

Я осмелел, и когда догорела заря, вышел на простор и стал играть. Показался на дороге целый воз чужих мужиков, ехали, свесив ноги, покуривали. Я был уверен, что они сейчас будут хохотать надо мной, издеваться. Но, к моему удивлению, они остановили лошадь и слушали серьезно меня, лысого, с седеющей бородой, играющего на свирели из волчьего дерева и коровьего рога! Я удивился, потому что забыл, что за два месяца моей жизни вид мой приходился уже к рожку…

Окончив мелодию, я быстро повернул и вошел в дом. Окно оставалось открытым. Я слышал: чужие мужики говорили между собой, один спросил:

— Чей это дом?

Другой ответил:

— Сафонова Николая Василича.