Читаем Дневники 1928-1929 полностью

Когда Петя хотел стрелять в своей очереди бекаса и подходил к стоящей Кенте, он заметил у края болота возле деревни стоявшего в валенках мужика и внимательно глядевшего. Петя злился на него и ворчал. Я его понимаю, при стрельбе бекасов мешает не только человеческий глаз, но мне даже и лошадиный, конечно, потому что за лошадьми и коровами всегда скрывается наблюдающий пастух. Петя одного бекаса убил. Мужик в валенках что-то крикнул и хотел двинуться. Мы махнули ему рукой: не ходить, потому что Кента сделала новую стойку. Петя успел мне сказать в большом удивлении: «А ведь он в валенках!» Удивление понятно: мы стояли по колено в воде. Бекас вылетел дальше, но я стрельнул на счастье, и, вероятно, только одна дробинка попала в него: Петя крикнул: «У него висит нога!» Он после выстрела забрал высоко вверх и камнем свалился. Вот случай. Но что из него сделает восхищенный свидетель перед каждым встречным человеком с ружьем, он будет творить из этой случайности образ идеального охотника, который на сто шагов без промаха бьет бекасов… И действительно мужик не выдержал и в волнении прямо полез к бекасу. Мы тоже подошли. Он стоял по колено в валенках. Он меня назвал знаменитым охотником, говорил, что выстрел был чуть ли не на 100 шагов, что сюда ходит доктор, но тот ничего не может и только распугивает. Долго мы не могли понять, для чего же он лез к нам и губил свои валенки. Только под самый конец объяснилось: он попросил папироску, сказав, что сутки целые не курил. Я дал ему папиросы «Аллегро», но, конечно, и о папиросе он будет иметь восхищенное мнение. Во все время охоты небо редко было свободно от больших стай журавлей. Я думал о них: вот они родились в наших болотах и полетят по всему свету. Восхищенные, увидят новые страны… Журавли сулят, журавлиная родина…


7 Сентября. Какая мне радость в факте прогресса цивилизации? Ведь это чисто естественный, физиологический процесс всякого общества, если оно только здорово. Голова человека, с нашей интимной точки зрения даже и совершенно пустая, все-таки самая тяжелая часть человека, и чтобы нести ее, он должен непременно двигать ногами вперед, а не назад. Какая же мне радость, какое удовлетворение может быть в том, что пустая голова движется и прогрессирует! Между тем, к этой идее «прогресса» наши дети и отцы присоединили и нашу этику и нашу личность. Вот почему от реформ государственных, напр., чтобы жить без царя, или от научных изобретений, вроде аэроплана, мы всегда ожидаем того, чего они по природе своей не могут нам дать. Наше время, вероятно, и есть время просветления нас, дикарей… утверждения ясного взгляда.

Взять эволюцию понятия «коммуна» в эпоху военного коммунизма и нынешнего, скажем, производственного — какой прогресс в смысле освобождения нашей совести.


<На полях> Бытие. Сознание. «Эк. ма-зм».


Сват, сват. сват. Старый кот. Догадка о Дубце. «Хмарь»: нет постоянства. Белый — сознание. Воронский — бытие (семинаристы, евреи).


Бывают дни, когда солнце светит трагически: кажется, вот-вот что-то случится и лучше не надо ходить далеко.

Все было в этот день: ясно и хмарь, гроза, буря, дождь.


Сват

Моя собака в березовой рубашке с колокольчиком в глухомарных местах сообщает бабам, собирающим грибы и ягоды, панический страх. Сегодня в лесу мы сели отдохнуть и свистнули Кенту. А может быть, какая-нибудь бабенка не собаки, а просто свистка испугалась и крикнула: «сват!» В ответ ей со всех сторон послышалось: «сват, сват, сват!» Баб оказалось очень много, и что все они кричали «сват!» было понятно, бабы хотели дать знать врагу, что они тут не одни, с ними их сват. Я, желая успокоить испуганных баб, крикнул голосом: «Кента!» Но бабы еще более испугались, и опять везде послышалось: «сват, сват, сват!» Вдруг кусты можжевельника около нас затрещали, мы увидели: опоясанная ремнем, с подобранной юбкой, в мужицких сапогах, с вытаращенными неподвижными глазами и огромной корягой в руке старуха лезла прямо на нас. Она еще не могла нас видеть, и мне показалось, если мы вдруг открылись ей на поляне, она может умереть. Я крикнул: «Бабушка, это мы, охотники, бабушка, не бойся!» Но она не слышала меня и, видя нас, не видела, если бы не подвинулись, она бы прямо по нам прошла, не одни мы, а везде внизу сейчас перед ней была нечистая сила, она лезла на нее с отчаянной храбростью, и полумертвые губы ее шептали молитву. Безумствуя, все бабы кричали в это время на нас как на волка «сват, сват, сват!», а бабушка явственно твердила: «свят, свят, свят!»


Появление Дубца

Выйдя на большую дорогу, мы увидели вдали нищего, босого, с котомкой старика, который вел Дубца. Мы догнали его, оказалось, нищий вел Дубца к нам от Даувальдера. Несчастный латыш писал, что он не решается застрелить Дубца, возвращает его мне и в простоте своей, забывая, что он даже не уплатил мне половины небольшой назначенной за него платы, предлагал мне подарить Дубца кому-нибудь «от его имени».

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары