Читаем Дневники 1928-1929 полностью

Вот так и Христово тело и кровь: «пейте от нея вси». Нет, как «вси-то»? Одному это отрава, другому в руки губительная власть, третьему, да, может быть и спасение. Надо подобраться к этому вину поближе. И путь к этому не мысль о самом вине, а то расположение духа, с которым его принимают («со страхом Божиим и верою»).


В Лавре, в растреллиевской колокольне у нас теперь винный склад. Вино остается и в кабаке и в колокольне вино: это реальность. Так и Христос: был, есть и будет. К вину можно чувствовать отвращение. Розанов чувствовал это к Христу. Мы судим не Христа, а Розанова.

Конечно, глупости, что все началось в нем от затруднений в разводе. Все началось от чувства предельной самости: ее, этой родовой земли в себе только-только, чтобы самому прокормиться, удержаться, не сойти с ума; необходима жестокая экономия, защита, война: все внимание, весь дух бойца, устремленный в обладание, через это накал в себе белый. И вот Голубой соблазняет все бросить. Так происходит знаменитый розановский + и —: родовое с плюсом, противуродовое с минусом, отражение земли, пола. А что глазу видно? Победоносцев, бесполый, но почему-то сильный, Мережковский — «говорящие штаны», «Зинка» Гиппиус, женщина-поэт, физически не способная рожать, бесчисленная бюрократия, паразитирующая на мужиках…

Розанов добрался и до «сладчайшего Иисуса», который является нам в творчестве, и увидел там, что «сладчайший» (радость творчества) обретается за счет того же пола, что весь «эрос» находится внутри пола, и христианская культура — это культура по существу эротическая, но направленная против самого рождения человека, она как бы паразитирует на поле, собирает лучи его и защищается духами от пота и вони.

Вот и добрался в Розанове до того, чем и сам живу.


30 Марта. Вполне хороший зимний день. Даже незаметно весну на дороге. Так обозначилось в природе следующее:

После очень строгой без оттепелей зимы открылась такая же ровная блестящая солнечная весна света. Якут узнал свою якутскую всегда блестящую весну света. В Марте стали прорываться оттепели, но они сейчас же, на другой, третий день опять закрывались морозами. В последний раз уже готова была ринуться весна воды, но дождь перешел в снежный буран и потом опять все заковал мороз.

Сегодня заметил сильное уменьшение, почти исчезновение в городе ворон и сорок.


<На полях> За эту неделю взято 100 р., из них: расчет прислуге: 13 руб., набивание ледника 20 руб., хозяйство 9 рублей.


31 Марта. Нашел книжку на поддержку себе{51}: Лосев «Диалектика античного космоса и современная наука». Это поход против формальной логики и натурализма. Многое мне станет понятным в себе самом, если я сумею представить себе античный космос и сопоставить его с современным научным. Имея то и другое в виду, интересно явиться к «запечатленному лику» своего родного народа. Хорошо при этом взять для разработки простейшую тему, чтобы из этого получился «Робинзон». Полагаю, что ребенок в лесу (как рассказал объездчик Иван Григорьевич) достаточный сюжет.

Итак, план такой. Достать для направления художественной мысли те две-три книжки. Окончив «Журавлиную родину», уехать в Белозерский край и пересмотреть лес глазами ребенка{52}.


«Полученные четыре смежные области космоса должны пребывать в движении. Они должны пространственно перемещаться. Но как же им можно покоиться, если они должны перемещаться? Тут начинается та великая диалектика античности, которую не понимает и никогда не понимала европейская наука, погрязшая в растлении формальной логики и натурализма. Покоиться в движении можно только тогда, когда движение не выходит за однажды положенные пределы» (Лосев. Античный космос, стр. 225).


<На полях> Чудо благовещенское!


К «Журавлиной родине»: показать бессилие ученых в деле спасения Claudophor’ы. В то же время отчаяние меня, художника, от бессилия ученых («найдите русалку»). Но я не могу удовлетвориться русалкой, я не верю в нее, не верю в этот шар. Рисовать и рисовать Лахина. Пессимизм Россолимо.


2 Апреля. Морозы. Вполне зима.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары