Дневники 1928-1929

При обсуждении вопроса о заготовке пушнины для экспорта все обратили внимание на высокую оплату заграницей шкурок обыкновенных кошек, чуть ли не по семь рублей за штуку. Явились фантазеры, которые с фактами в руках статистически вывели огромную сумму дохода от кошек, проживающих в СССР. Товарищ Михайлов, вдумчиво вслушиваясь и, очевидно, отдыхая за папироской, улыбаясь, попросил, наконец, слова и сказал:

— Товарищи, при подсчете дохода от кошек вы упустили одно маленькое обстоятельство, — каждая кошка имеет своего хозяина, который даром ее не отдаст и даже вообще, может быть, не даст.

Все были поражены <1 нрзб.> словами тов. и приуныли, но тов. Михайлов сказал:

— Не надо падать духом, предлагаю резолюцию: «По вопросу заготовки шкурок домашних кошек для экспорта собрание постановило: ввиду того, что у каждой домашней кошки есть хозяин, с которым Госторг обязан считаться, собрание уполномоченных постановило широко распубликовать среди хозяев кошек о значительной заготовительной цене».

14 Июня. Почему у нас ничего нет? Мне ответили: потому что наши рабочие не хотят работать. Это верно. У дворянина честь родовая, у рабочего трудовая честь должна быть как личное достоинство. Конечно, честь родилась в буржуазном обществе (трудовая честь), но едва ли в обществе рабочих должна она ослабеть.

Комсомолец Б., написавший роман, сказал, что он среди рабочих не может разыскать материал даже только для создания образа рабочего-коммуниста.

Положение с критикой невыносимое, чувствуешь себя заживо похороненным. Но несмотря ни на что молодые будут писать, из них явится и гениальный.

В каком-то большом «строе» все работают у своего станка, занятые, поглощенные трудом, и каждому его часть труда заслоняет целое. Но один на мгновение оставил работу, поднял голову и посмотрел на все вместе. Так писатель, чтобы увидеть мир и дать картину общего труда, должен выйти из общего трудового строя.

Сегодня закончу зубы. Через 2–3 дня ушлю «Журавлиную родину» и начну свободную жизнь.

<Газетная вырезка> «Вдохновляемая Никольской группа: дьякон Александровский с женой, церковный староста Капустин, попадья Аркадова, бывшая торговка и шинкарка Мраморная, — все скопом и поодиночке начинают позорить Лапшину на всех перекрестках и используют для этой цели все собрания и сходы».

<Газетная вырезка> «В Бурят-Монголии на 10 чел. взрослого населения приходится один лама, а на одного комсомольца — 7 лам».

<Газетная вырезка> «В станице сейчас нет ни одного неграмотного, все безбожники, введено всеобщее обучение. Станица шефствует над Адыгейской республикой».

<На полях> Четверг зайти (в Рождественскую церковь) подотдел благоустройства, техник Смирнов.

16 Июня. Гнездо тетерева. (Фотозапись).

Раньше июля обыкновенно я не начинаю учить собак, но в нынешнем году весной погибла моя надежная Кента и, опасаясь к сезону охоты остаться с плохо натасканными собаками, я повел в лес молодых в середине июня. А еще было мучительно трудно переживать весну без охоты. Надеялся заменить фотографией, но аппарат «Лейка», выписанный из Германии, запоздал, только в конце мая получил я его, пришлось две недели поучиться работать. Так прошла весна, и я вышел на охоту с фотографией 12-го Июня, прихватив с собой молодежь Дубца и Нерль. Еще пел соловей и токовал бекас, и молодые дрозды-рябинники уже летали тихонько и сильно дразнили собак. Приходилось зорко следить и при малейшей попытке собаки, поднимая вверх руку, останавливать ее грозным словом «лежать!».

— Тебя надо увековечить в этой позе, — сказал мне сын.

Мы вышли из леса на свет. Небо закрыто было, при светосиле 6,3 я выбрал скорость ¹/₅₀ сек., передал аппарат сыну и, подняв руку, крикнул Нерли:

— Лежать!