Дневники 1930-1931

В коммуне «Смена» долго крепились и молчали, потому что страшно сказать: выгонят — куда пойдешь? Но мужики все-таки дознались и вот как. Однажды женщина из колхоза ездила в Сергиев за бумагой: <2 нрзб.>, так вот бумага нужна. Едет эта женщина за бумагой. Идут три женщины еще тоже из коллектива и просятся подсадить. Та женщина отказала, а когда они хотели садиться сами, то дала им кнутом и уехала. А мужик сзади ехал и тех трех женщин подсадил. Так вот эти бабы ему и сказали: «Беда у нас в коллективе, что делается страсть сказать: коровы есть, молока не дают и резать нельзя, поехали к Калинину хлопотать о разрешении. А хлеб, только что родные принесут, то и едим. Даже и капусты нет. — Куда же капуста-то делась? — спросил мужик, — ведь я сам видел: огороды были хорошие. — Все за налоги пошло, — ответили женщины, — привезли им капусту рубленую соленую, они взяли ее да под пресс, выжали, а потом свешали».

Так вот и вас всех, — сказали женщины, — разными обещаниями и угрозами загонят в коллектив, а там, — как кислую капусту. Крепитесь до последнего, умирать будете — умирайте, да не соглашайтесь. А не выдержите, зажмут вас и выжмут, как капусту под прессом.

Длиннобородый рассказал с упоением, что уж он это знает сам: пять колхозов с воскресенья распались, это только вокруг него, а там по округу мало ли чего творится. Собрались где-то обсуждать устройство колхоза. Выходит человек с газетой в руках и говорит: я думал и понимал, в колхоз идти обязательно, а тут вот написано, что это по доброй воле. Ежели по доброй воле, то до свиданья, товарищи! И вышел, а за ним еще кто-то, и еще, да так мало-помалу без всяких слов все показали затылки, и стол остался пустой.

Еще рассказывал длиннобородый, что бедноту теперь за шею взяли, и нет человека, кто получил власть, в то время как был с бедняком, чтобы тому бедняку в шею не дал. Бедноту за шею взяли, а в некоторых приходах, как говорят, церкви открыли.

Конечно, — человек тот перегибал, но все-таки… Пахнуло первыми днями Февральской революции. Разве я лично страдал от царизма? Мне было хорошо, как и теперь неплохо, но война как прошлое с обидами, все это висело бременем, и, когда вышла революция и убрали царя, то, оказалось, с царем пало все бремя прошлого… И разве есть у меня счеты с бедняками, им так уж хочется попов и церковного звона. Нет, теперь было (да, уже было!) истязание народа во много раз хуже войны. И тоже, как в феврале, бремя спало: ух! Был обман великий тогда, стало много хуже, и теперь возможно будет плохо, но пусть… Старик свое чувство дал мне понять такими словами: «В Чистый понедельник объявили волю», — он хотел сказать, в грустный, потому что Чистый на Страстной, — а теперь в воскресенье, на один только день раньше. — «В Прощеный день ^{52}, — сказал я». — «Да, да», — повеселел он. Простились.

Итак, это совершенно очень похоже во исполнение моей программы «через колхоз в совхоз», вторая часть «трилогии»: первая в колхоз с раскулачиванием, вторая оплачивание: беднота в совхоз, кулакам земля. Третья часть…

Неужели Сталина совершенно переварили, не пролив капли крови? Или это все впереди?

7 Марта.Потчевали Зоину родню с князем. Пете телеграмму: «Зою собираем ехать тебе совсем. Давно нет тебя писем отвечай, все ли благополучно.

Михаил Пришвин.»

Намечается образ Пендрие. Что если это французский шпион? Раскусили и уехал (а фотография?) Что если наши проморгали, а он отводил им глаза, как спекулянт? Его слова: я прошлым никогда не дорожу: прошло и кончено. А в будущем я всегда вижу лазейку, чтобы ни было — я вижу (рассказывал с гордостью). Можно представить себе превосходного человека в личных отношениях и как отца, семьянина — все, все очень хорошо! и в то же время вокруг него смерть — он же всегда вывертывался, он бессмертен. Помнить свое первое впечатление.

Другой тип Иван Ив. Веденский, бывший начальник тюрьмы (наверно семинарист): доносчик… Веденский свой доносчик, ничтожного умственного кругозора. Пендрие — французский, с большим кругозором, но сущность, верно, одна.

Огород Ив. Ив. Веденского лежит на южном склоне до самого оврага, вверху у него огурцы, внизу по сырому овражьему месту капуста. По ту сторону оврага на северном склоне <1 нрзб.>домиками тоже везде с огородами. И все видят отчетливо, как растут огурцы и капуста у Веденского. Можно себе представить, что еще они видят, если Иван Иванович упорно держится китайских взглядов на способ восстановления производительных сил огородной земли…

Бывает, думается, что нынешнее безобразие было и при царе, только не было доступным зрению, т. е., тогда могли быть люди, которые и не догадывались о тайнах жизни, в особенности дети, юноши и девушки об этом ничего не знали.

Манифест Сталина вызвал бурю радости у мужиков, но интеллигенция расценила его как искусственный прием, сдерживающий прорыв гнилого нарыва. Черносотенцы недовольны, либералы равнодушны.