Дневники 1930-1931

Имея за собой такой опыт и не менее тоже суровый опыт борьбы за осуществление своего природного влечения к искусству, пережив войну, революцию, опять большую войну и величайшую социальную революцию, я представил себя самого в вечной борьбе с Кащеем, начиная от маленького Кащея — учителя мальчика Курымушки («Коровья Смерть»^{204}), кончая тем вредительством, которое чувствовал я гораздо раньше, чем это было произнесено вслух. Алпатов — это творческий дух, который, сливаясь с весенней природой, уничтожает Кащея. Так даже прямо и сказано, что он инженер, и в этом инженерном строительстве он соединяется как бы с делом народа (Народ взят в соотношении <1 нрзб.> с Кащеем и природой.) Неудовлетворенный романом, я написал еще «Журавлиную родину», которая излагает творчество, как делание жизни. Нет ни одного величайшего мудреца в мире, кто бы понимал абсолютную истину. От всех систем остается только частица правды. Так несомненно полна и философских и этически-социальных ошибок моя книга. Но я утверждаю, что эта серьезная вещь и требует серьезного отношения. Лично мне эта книга недорога. Я теперь на ином пути. Но мне жаль молодежь. Я <2 нрзб.> сотни писем, в которых Марья Моревна признается той «душой» любви, без которой всякая любовь есть свинство. Мне стоит только чуть-чуть припомнить, и я могу вывести эту Марью Моревну из рабочей среды, из крестьянской. Хотите, сейчас в колхозе найду. А то Григорьев притягивает Блока, будучи очевидно сам ушиблен мистицизмом до основания чана, видит в этой реальной женщине «Прекрасную Даму». Где был? И проч. Повторяю: мне написанная мною книга недорога, потому что я напишу гораздо лучше и без тех ошибок. Но мне глубоко противен этот подлог с кавычками. У меня такое чувство, как будто снова я в гимназии, снова Курымушка, и учитель «Коровья Смерть» глядит на меня и, презрительно покачивая головой, говорит: «Мать есть? Несчастная мать!» Кому же сказать, как это больно <зачеркнуто>

И вдруг, все объясняется. До какой <1 нрзб.> можно договориться.

Т. Григорьев берет мой рассказ «Белая собака»^{205}, в котором должен произойти самосуд темного страшного мужика над невинной собакой. Между прочим, подобный расссказ «Крыса»^{206}, написанный во время дела Бейлиса^{207} и рассказывающий факт: в Новгороде меня принимали за «жида» и что я с ними. И всю жизнь я кого-нибудь освобождаю. Вот сегодня я пишу роман для «Мол. Гвар.», в котором освобождаю паука от легенды о его кровопийстве, осла от легендарной глупости. Мне хотелось бы этой статьей освободить критику от т. Григорьева.

<На полях:>Но самое чудовищное искажение — это мое отношение к природе…

23 Декабря. Вчера читал о соглашении с Францией относительно торговли нефтью. Диву даешься! война войной, а торговля торговлей. Пуанкаре заболел. Вот теперь и учись, насколько же слабо государство с парламентом в сравнении с нашим социально единым государством.

Нельзя открывать своего лица — вот это первое условие нашей жизни.

Требуется обязательно мина и маска, построенная согласно счетному разуму.

Самосохранение в таких условиях осуществляется посредством особого «живчика». Это я представляю себе чем-то вроде семенного быстрого жгутика с мерцательными волосками. Как только дело доходит до гибели, живчик вдруг улыбается и, глубоко запрятав великую трагедию, сам отправляется депутатом. Он состоит весь из улыбки и возвращается с продуктами. Возможно, он никого и не предал и достиг исключительно только улыбкой. Без этого маленького ходатая теперь никак не проживешь.

Слышал анекдот: «У меня один сын сидит в Бутырках, а другой тоже инженер».

Лева завтра (24-го) едет к Андрюше. Он живет без труда и обязанностей: как-то волчком. В момент труднейшего поручения (договор с «Недрами») взял, сорвался и все бросил на меня. Счастье, что он литератор и так консервируется в детскости. Попади в линию государственного прожектерства, давно бы в растратчиках был или вредителем.

17-го Фега выслала Лейку. 10-го Января поедем с Левой в Свердловск от «Наших Дост.» (Пушнина) = 17 дней. Надо взять в Госторге материалы о пушнине и во Всерохотсоюзе. Все через Петряева. Два процесса: обдирательство пушное (Охотсоюза) и строительное (Зооферма). Итак, Январь отдается пушнине. (Лейка и <2 нрзб.> легавые <1 нрзб.>).

Велебицкая колония распалась невидимо на две власти: духовную о. Николая и материальную — мельника. Потом мельник забрал всю власть и на дальнейших материальных путях братцы пошли друг на друга с топорами.

Итак, должно быть единство власти.

Преимущество высшего класса рабочих от всех нас чуть ли ни в калошах только: им дают калоши, а нам нет, и вот те довольны, а мы все завидуем и готовы на все, чтобы получить <1 нрзб.> калоши.

25 Декабря.