Читаем Дневники 1930-1931 полностью

Вчера был у Круковского и просил у него «секретные цифры» пушнины, Круковский согласи лея, что за прошлый год не может быть секрета, но Батурин стал ему доказывать, что и это нельзя. — Вы говорите глупости! — ответил Крук. Батурин же продолжал доказывать из желания прислужиться. «Вы говорите глупости!» — повторил Круковск. И так несколько раз подряд. Батурин принимал на себя все падавшие удары ежедневно, стал плоским, вроде доски, перешел как бы в одно измерение и так существует. А впрочем, мне думается, он даже и не существует… (по всей вероятности, он тоже сумасшедший, хотя, возможно, что и хитрый…)

Рыба Прилипало (прилипает к кораблю и путешествует). И так все строительство (со всей бедой службы) теперь будто бы затормозилось плохой работой Дальлеса (через лес и уголь стал).

Завтра выезжаю наблюдать гон пятнист, оленей.

Купить ¼ чаю.

1 кор. мармелада.


12 Окт<ября>. Длинный кусок морской капусты навернулся и прибился на лаге три с половиной часа. Из-за этого лаг соврал[14] и капитан <1 нрзб.> неверно определился в тумане. Последствия: «Желябов» <3 нрзб.> Амурск, Уссурийск.


Можно было сделать 70 с чем-то рейсов, но явились люди с пристани и потребовали 111 рейсов. Эти люди вскоре исчезли, и когда явились налицо результаты перегрузки, то взыскивать было не с кого. 500 человек было, а один всех обманул, и потом ошибка всех 500 легла на капитана (он исчез на Камчатку).


Кореец плюнул в глаза русскому и сказал: «Моя могу, твоя не могу». Суд: обвинялся русский в руганье и что плюнул. Русский сказал, ругань производственная, а плюнул первый кореец, а я взял и тоже плюнул.


Капитан говорил: «Есть капитан дальнего плавания и есть капитан каботажного плавания, я капитан каботажного плавания, мое суденышко маленькое, но я держу его чисто, а кому-то хочется, чтобы у меня была грязь, кто-то старается… кто это? Вот если грузят сено и железо, если я нормальный человек, я буду сначала грузить сено и на него железо, но мне говорят: «Грузи вперед его!»

Воды нет, угля нет, час простоял. Где причина? В рабочих. Он незаинтересован, он не хочет работать.

Если чистое судно, без аварий чисто все лето, капитан получает костюм, штаны с разрезом.


13/Х. Утро в Посьете (привелось еще!). Чуть рассветало. Я не спал и чувствовал привычную тоску и с ней желание и вместе с тем страх смерти. И еще бы не чувствовать, если переживаешь во второй раз ни за что ни про что раскулачивание. Потом я встал и как глянул в окошко… куда что девалось! все разошлось в себе, как туман, а там из утреннего тумана в предрассветной морской совершенной тишине выступали черные горы, черные суда…


Вечером ехали мы из Сидеми к Гамову, солнце село за высокую сопку, но пароход шел, сопки менялись, повыше, пониже, подальше голубые, поближе черные, и когда сопка была пониже, то солнце как бы всходило и опять заходило много раз, пока, наконец, не село совсем, и тогда на осеннем оранжевом небе стали там и тут вырастать силуэты лиц с волосами (лицо — из скалы, волосы — лес). Но не надо думать, что это был берег обыкновенный или острова, это был берег до того изрезанный бухтами, что сопки казались как острова, и в несколько рядов, одно за другим, от черного до последнего голубого и оранжевого.

Травы пожелтели. Деревья пережили первый осенний расцвет и теперь, хотя многие не только желтые и красные, но и зеленые, все-таки обрели общий мертвенный тон!

Летний туман (морская капуста навернулась на лаг). Капитан кипит (см. выше). 500 обманутых людей ищут жертву и уже, было, произнесли не один раз по адресу капитана «оппортунист», но капитан не прост: ведь все пароходы на северной линии потерпели аварии, только «Желябов» ходит и какой чистый, все царапины заделаны. Маруся подает и улыбается, в кают-компании даже ГПУ шапки снимает во время еды, а если кто не снимет, Маруся прикажет. Дело в тумане: необеспеченные рабочие не работают (незаинтересованность — вот причина).

Мечтаю жить в Сузуки и…


В 12 будем обратно в Троице, пусть даже в 3 д. буду у Андреевой, еще поснимаю.


14 Окт<ября>. 5 ч. вечера, ясно, ветер свежий с юга. Вероятно, ветер мешал гону, оленей не было, только видели двух оленух в овраге, стояли в тени. Быть может, слушали, ждали рева? Перед сумерками слышали рев одного и потом другого рогаля. По пути к И. И. Долгалю в Астафьево спугнули еще одного рогаля, вероятно, он почуял нас по ветру и быстро исчез.

Возвращались в темноте. Ветер продолжался. Звезды на всем небе. Летели гуси, вероятно, гуменники (валовой пролет в конце октября). Раньше гуменника (вторая половина сентября) летит китайский гусь (лебединый гусь). Казарки летят весной, а осенью возвращаются каким-то другим (неизвестным) путем. Ол (гордон) залаял. Какой-то зверь в траве фыркнул, узнал, это барсук. Я осветил спичкой. Г. Д. выстрелил по силуэту и попал. Барсук раненый шарахнулся. Он докончил его. Охота на счастье, с фонариком, без ружья.


Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное