Дневники: 1931–1935

Вот-вот поедем в Монкс-хаус на две недели. Вчера вечером ужинала у Хатчинсонов, сидела между Дезмондом и лордом Балниэлем545. Лорд546 и леди Дервент547 тоже были там; лорд Дэвид отсутствовал только из-за растяжения лодыжки, а лорд Чичестер548 позвонил по телефону. «Какая удача для Леонарда, – сказал Джек, – все эти лорды». Два лакея. Леди Балниэль549 – простая, жесткая, прямолинейная, уверенная в себе, молодая аристократка с детьми. Дезмонд приехал из Кембриджа, от Эбботта [Рэймонда, друга]. Д. очень весел, хотя, как по мне, его книга просто ужасна. Почему же он так весел? Посредственный, исполненный под шампанское разговор о… Ох, я сказала лорду Б. какую-то чушь о картинах, а он ответил, что моя литература (я теперь очень известна) более реальна, чем его политика. «Я езжу по родным местам моей жены и по Ланкаширу; встречаю самых странных людей, очень милых, и мы общаемся; мне предстоит выступать на базаре с речью о христианском отношении к проблеме безработицы, что бы это ни значило. Вот почему у меня нет времени на картины. Мы с Дэвидом Сесилом всегда любили живопись, даже когда учились в Итоне». Леди Д. – страстная и глупая румынка. Джек ведет светскую беседу с леди Б. Мэри рассказывает Б. о «Sadler’s Wells550» и [Сэмюэле] Курто. Б. курит сигарету. Д. рассказывает, каково быть больным. Потом пошли в зоопарк551; туман; белые медведи вытянулись как Эль Греко552; вонючее мясо; медведь откусил мальчику руку; медведи нырнули; всплеск; красные и желтые фонари; музыка вдалеке; морские львы, несущиеся как торпеды, взбирающиеся на скалы, словно одетые в шелковые халаты; слепой медведь; один опухший белый глаз; птицы, летающие под мертвенно-бледной зеленью; львята как щенки; Мэри дает мужчине чаевые; заигрывает; вернулась домой с Дезмондом, который пробыл у нас до часу.

28 июня, вторник.

Только что «закончила де Квинси». Таким образом, я пытаюсь следовать плану и закончить второй том «Обыкновенного читателя» в последний день июня, который, увы, приходится на четверг. Прошлое лето я потратила на «Волны». Теперешняя книга безоговорочно (каково происхождение этого слова?) легче. На улице изнуряющая духота, жара. Королевский, императорский – вот слова, которые я бормочу на Тависток-сквер. Вчера было ужасно жарко, когда приехал князь Мирский553 со своей сомнительной болтливой русской дамой – я хочу сказать, что она очень темпераментна; у нее размашистые славянские жесты. Мирский был остер на язык, открывал рот и выдавал едкие комментарии; кривые желтые зубы; морщит лоб; уныние и страдание отпечатаны на его лице. Он провел 12 лет в Англии, живя в пансионах, а теперь возвращается в Россию «навсегда». Глядя, как оживляются и тускнеют его глаза, я подумала: «Скоро тебя пристрелят». Здесь он чувствует себя взаперти – таковы последствия войны, – но наше чаепитие это не испортило.

Приехала Вита, потом Аликс; обе «избавились» от своих книг (у Виты, говорят, плохая) и очень обрадовались554. Сегодня Вита едет на запад одна на 4 дня. Какой-то американец предложил ей ?250 за 2000 слов и готов предложить мне то же самое555. Я сомневаюсь. Аликс похожа на краснокожую индианку; она такая ширококостная, с морщинами и загаром, будто индианка. Сегодня вечером я, к моей немалой тревоге, открываю дверь в совершенно новый мир и ужинаю с Кэтрин Фурс556. А вот и Морган пришел на обед. Мне пора.

29 июня, среда.