Дневники 1932-1947 гг

— Я сейчас на распутье. По проторенным путям ходить не интересно. Ну еще 100- километров в длину или 100 метров в высоту.

— А ты построй себе машину. Пост строил, Говард Юз строил, Маттерн строил…

— И «РВ-3» строили. Не в этом дело. Из каждой машины можно выжать больше, чем все думают. Доказал я это на поликарповской — доказал, на ильюшинской — доказал. Летишь чуть не вдвое дальше и выше, чем полагается. Сами конструкторы не верили, говорили, что не выйдет. На что смел Ильюшин, а когда я летел с полной нагрузкой — смотался от страха в Воронеж… Не надо кидаться старыми машинами. Вот Громов — прекрасный летчик, нечего про него сказать не могу, опыт огромный, культура, но из своей машины не все выжал. Не все. А погода была идеальная. Я перед своим полетом на запад все их графики и профили погоды — и Чкалова и Громова — рассмотрел и изучил. Молча, никто не знал. И сейчас могу сказать — не все он выжал.

— А чем бы ты занялся?

Молчит. Я ему рассказал о том, как зародилась идея полета через полюс, как мы ее вынашивали с Леваневским. Сказал, что по-моему надо «Правде» выступить организатором большого, интересного полета. Володя согласился.

Показал он мне с гордостью новые книги, которые купил.

— Мольер. Смотри — Брокгауза! Сенкевич. Полный! Байрон. Люблю книги. Вот только некоторые переплеты не нравятся — отдам переплести.

Пошли играть в преферанс. Он удивительно внимателен. Это очевидно профессиональное. Я побил десятку дамой и сделал чуть заметное движение пальцем, чтобы взять взятку. Он заметил: «Не всякая дама берет» и покрыл козырем.

Полет на фронт видимо его очень заинтересовал. В полночь с 25 на 26 сентября он мне позвонил в редакцию:

— Как?

— Ровинский еще не говорил.

— Ну ладно. Позвони завтра на завод.

26 сентября

Сегодня я выходной. Вечером по радио передавали сообщение о переговорах с Эстонским министром. Его объяснения о подводных лодках признаны неудовлетворительными и объясняется почему. Выводов нет. Интересно, какие оне последуют.

Ночью позвонил Мержанову. Он дежурит.

— Что нового?

— Самолетом из Минска привезли материал от наших ребят с фронта. Много, но мелко. Леопольд утром вылетел из Киева на фронт, больше сведений о нем нет.

— Ровинский меня не искал?

— Нет.

Значит, с Кагановичем он еще не говорил.

27 сентября

Сегодня в 6 часов вечера неизвестной подводной лодкой в Балтике потоплен наш пароход «Металлист». 19 человек подобрано, 5 погибло. Идет короткое сообщение без комментариев.

Риббентроп прилетел на трех самолетах. Погода была отвратной, но прибыли вовремя.

В 4 ч. ночи прибыло сообщение о том, что он был принят т. Молотовым. На приеме присутствовал т. Сталин. Беседа длилась два часа.

Иностранная печать проявляет большую нервозность в связи с поездкой Риббентропа в Москву. Они выдвигают две версии: беспокойство Германии за усиление советских позиций на Балканах и 2) дальнейшее упрочение и развитие германо-советского сотрудничества.

Утром Михельсон сообщил, что на кораблях Балтики появились спецкоры «Извести» из Москвы. Мы сообщили Ровинскому. Пока не надо.

Но в 6 ч. утра он решил послать завтра (вернее, сегодня) в Ленинград двоих. М. Неймана и писателя Вс. Вишневского. До чего обидно!

Позавчера на Белорусский фронт вылетел на самолете Костя Тараданкин от «Известий» и Мих. Розенфельд — от «Последних Известий по радио» Наши ребята за сегодняшний день не передали ничего. Весь материал делали из загона. Лишь в 5 ч. утра Володя Верховский позвонил, наконец, из Белостока и передал две вещи: «Будничная работа городского управления» (я ее поставил в номер) и очерк о жизни сегодняшней в Белостоке (сдали, но поставить не успели).

Леопольд вчера вылетел из Киева на фронт, но пока о нем ни слуху ни духу.

Настроение в редакции довольно бурное. Все хотят на фронт, остро завидуют уехавшим и посему ругают их на все корки за неповоротливость.

Был у газете маленький курьез. Сегодня идет в номер статья архитектора Мордвинова о скоростном строительстве домов. Ровинский шутя заметил:

— Наверное иллюстрационный отдел поставит сверху клише разрушенных улиц Вильно.

Через час из его кабинета раздался гомерический хохот. Оказывается, иллюстрационный отдел действительно поставил снимок: разрушенные бомбардировкой дома Барановичей. Конечно, сняли.

Трудно работать. В продолжении десяти дней мы ежедневно даем от 3 до 4 полос. А работает нас в отделе по существу трое: Коссов, Мержанов и я. Туговато приходится. Каждый день сидим далеко за зарю. Вот и сейчас около 7 утра, а конца еще и издали не видно.

28 сентября

В 7 часов утра заканчивая свое дежурство от 27 сентября, я зашел к Ровинскому. Газета уже была кончена, мы ждали первых экземпляров. Светило солнце, люди шли на работу — в общем обычная картина.

— Ты звонил Кагановичу о Коккинаки? — спросил я его.

— Нет и из этого ничего не выйдет. Его не пустят.

— А, может быть, стукнуться в Аэрофлот? Стоит?

— Безусловно стоит!

Пошел спать В 6 вечера проснулся, позвонил Володе:

— Ничего не выходит.

— Я так и думал. Ты что сейчас делаешь?

— Работаю.

— Тогда не мешай. Пульку гоняем.

Поехал к Молокову. У него сидит Картушев.