Дневники 1932-1947 гг

Зашел разговор о земле Санникова. Аккуратов сообщил, что во время одного из полетов (кажется, в прошлом году) они видели к северу от Новосибирских островов, милях в полутораста, кучевую облачность.

— Откуда ей там взяться? Ясно, оторвалась от гористой земли. Думаю, что она там, все-таки, есть, хотя Бадигин и прошел поперек этого места.

— Это ничего не значит, — сказал я. — Санникову показалось, что земля близко, а на самом деле он мог видеть ее рефракционное изображение. В 1935 году мы видели остров Виктории за несколько десятков миль со льда. Коккинаки видел Ла-Фонтенские острова за 200 миль и испугался, что сбился с курса.

— Это верно, — отвечал Аккуратов, — мы однажды наблюдали рефракцию за 200 миль.

Договорившись с народом о статьях, я снова зашел в ГУСМП. В коридоре попался мне проф. Вениамин Григорьевич Бочаров, с которым мы вместе плавали на «Садко» в 1935 году.

— Здравствуй, Лазарь. Есть дело: пойдем с нами нынче на «Садко». Очень интересно.

— А куда?

— От мыса Молотова напрямик к острову Врангеля. Ты, кажется, болен эти маршрутом?

— То, что мы, мудаки, должны были проделать в 1935 году!

— Ну тогда нельзя было. Мы ведь достигли мыса Молотова в сентябре. И так еле ноги убрали.

— Ну, что же, если ничего интересного не будет — пойдем. Знаешь, Веня, мне еще очень хочется пройти по прямой от Рудольфа до мыса Молотова. По-моему, там, севернее о. Ушакова, где мы колбасились в тумане, есть еще настоящая солидная землица.

— Думаю, что так. Тогда на «Садко» все показывало близость большой Земли: и грунт, и глубины, и общий рельеф дна, и айсберги на мели (помнишь их?), и планктон. Но там только пешком можно ходить.

— Ну что же, в выходной сходим.

Оттуда зашел к Белоусову. Его сейчас назначили начальником морского управления, а создали оное по прямому указанию ЦК. Сидит, матерится:

— Бумаг, бумаг!! Не успеваю расхлебывать.

Посоветовался я с ним насчет полета.

— Не советую. Это для более молодого. Не в смысле возраста, а положения. Заезжай ко мне, будет один дальневосточник. А?

Заехал. У него сидел бывший его помполит на «Свердлове» Николай Дмитриевич Тимофеев. Сейчас он работает в ИМЭЛ по Марксу. Бойцы вспоминали минувшие дни за блинами (Масленица!) и водкой. Белоусов, между прочим, рассказал, что сейчас в Ленинграде находится при смерти Воронин. Последнее время он командовал «Леваневским». Корабль находился вблизи Ханки. 9 или 13 февраля старик заболел (у него давняя беда с почками, перед плаванием он 8 месяцев лежал в больнице). Командование округа и Балтфлота начало бомбардировать ГУСМП телеграммами. Самолеты послать было нельзя: туман сплошной. Финский залив был забит непосильным для «Леваневского» льдом. Папанин позвонил наркому флота Дукельскому и попросил послать за Ворониным «Ермака».

— Не могу. «Ермак» занят проводкой немецких судов.

Тогда Папанин позвонил Микояну.

— Немедленно бросить суда и идти за Ворониным, — приказал Микоян.

Тем временем, Вл. Ивановича свезли на берег. Покуда «Ермак» пробивался во льдах, Папанин договорился с наркоминделом (Лозовским). Тот с финляндским правительством — и Воронина специальным поездом 22 февраля привезли в Ленинград.

Он все время без сознания. На консилиум послали из Москвы несколько профессоров. Операцию все же пока решили не делать. Все тревожно ждут.

— Жизнь человека! — философски рассуждает Белоусов — Забавная это штука. Вот, например, на севере: чем бы важным, сверхважным не был занят ледокол или самолет — случись что-нибудь с кем-нибудь, самым паршивцем, и мы все бросаем и мчимся туда.

Тимофеев рассказал, что сейчас готовится к изданию полное собрание сочинений т. Сталина. Принесли ему, между прочим, перевод его брошюры «Вскользь о партийных разногласиях», написанной в 1904 (или в 1905) году. Она была тогда отпечатана в Авлабарской подпольной типографии и с той поры не переиздавалась. т. Сталин прочел и сказал:

— А почему ее понадобилось вновь переводить на русский? Она уже была однажды переведена и не хуже.

И впрямь, тогда брошюра вышла на русском, грузинском и армянском языках. Сейчас, очевидно, решили взять за основу грузинский и просчитались.

В числе прочего, Тимофеев рассказал о работе т. Сталина над «Историей гражданской воды» (том 1). Тимофееву попал в руки экземпляр рукописи с правкой т. Сталина. Начать с того, что на обложке были выведены только три буквы «И.Г.В.» вместо заглавия. т. Сталин обвел эти буквы карандашом и надписал «Что это значит?» По всей рукописи рассыпаны фактические и стилистические указания т. Сталина.

Когда вышел первый том «Истории дипломатии», т. Сталин позвонил Потемкину (наркому и редактору издания) и сказал:

— Прочел первый том. Передайте спасибо товарищам, которые над ним работали.

Потемкин немедленно созвал всех авторов и редакторов и передал им слова Сталина.

9 марта

5 марта Черевичный улетел. Я был на аэродроме, пожелал ему счастливого пути. Подошел там ко мне Папанин, отвел в сторону:

— Много не пишите. Дайте только, что вылетели.