Читаем Дневники. 1946-1947 полностью

С детства на зеленый росток нашего таланта, как сухие листья в осеннем лесу, наваливаются чужие мысли, и их мы должны усвоить, чтобы наш личный зеленый росток мог выше подняться. Но как это трудно, среди тлеющих мыслей других людей находить свою собственную!

Вот почему, наверно, когда я вхожу летом в лес, я так внимательно, так искательно смотрю вокруг себя и особенно вниз, на цветы и на травы. Нет еще ни грибов, ни

551


ягод, а я это сам не знаю, что ищу, ищу и как будто где-то даже и знаю, чего я ищу, но только слов не нахожу, чтобы это назвать.

Вот я вижу сейчас между огромными елями внизу, покрытую тесно стоящими самыми нежными травками, о трех листиках с формой заячьей губы, заячью капусту. На моих глазах солнечный луч пробивается узкой стрелой через темные ели и ложится в заячью капусту. И как только луч касается заячьего трехлистника, все эти три листика опускаются, и капуста стоит зонтиком. Там где-то высоко за елью движется солнце, луч переходит, и вся заячья капуста на свету обращается в заячьи зонтики.

И я счастлив, я радуюсь: я что-то видел, что-то нашел, и даже я знаю теперь, что я искал, что я нашел: я искал свою мысль и нашел ее в участии своем личном в деле солнца, и леса, и земли. Я участник всего, и в этом находит меня и радость моя, и мысль!

Скребет что-то возле души, и от этого душа скорбит. Или это душа скорбит, и оттого по телу скребет? По-моему, и так бывает, и так. Случалось не раз – вдруг нечаянная радость придет, какое-нибудь письмо с предложением издания собрания книг – и как только скорбь с души сошла, по телу перестало скрести. Это, конечно, верно говорили в древности, что в здоровом теле – здоровая душа. Но у меня лично чаще бывает наоборот: в здоровой душе – здоровое тело. Бывает, напишу что-нибудь, и прямо прыгать хочется. Но и то, древнее, тоже верно. И, пожалуй, если вспомнить знакомых людей, то можно их распределить по шкале, на одном конце душа, на другом тело, одни люди располагаются от души к телу, другие – от тела к душе.

А может быть, вся природа вокруг меня – это сон: это кто-то спит... Везде и всюду и все в лесу, на реке, на полях и на дороге, и в звездах, и на заре вечерней, и на утренней, все это – кто-то спит, и я всегда как «выхожу один я на дорогу». Но спит это существо не «тем холодным сном могилы», а как спит моя мать, спит и слышит меня. Такая вся

552


наша мать-природа, и я – ее младенец: меня она чувствует и слышит во сне и по-своему все про меня знает. И тоже бывает, вдруг привидится ей, будто я попал в страшную беду. Тогда мать моя подымается, и в природе начинается гроза.

13 Июня. Дунино. Весь день дождь.

Наше с Лялей чувство природы есть чувство нерукотворного ее существа, религиозное чувство, или прямо сказать – чувство Бога.

Культура (искусство), напротив, есть поведение человека в отношении такой природы.

(Притча о талантах. Тот, кто вырастил свой талант и принес Господину больше – и есть человек культурный.)

Культура как поведение.

Искусство как борьба за первенство, т. е. за совершенное развитие природного таланта.

Было два человека, оба героя, один западный (привез для девочки на дачу рояль), другой восточный (найти соответствие и показать вещь со стороны внешней и внутренней).

Душа Ляли самое ясное зеркало души женщины с ее тайной борьбой за первенство и выходом в послушание.

Не успели мы отстроить домик свой в четыре комнаты, как она уже мечтает о маленьком домике в две комнаты: ей страшно всего большого, требующего для управления от человека власти, и она, почуяв обязательства бытия, стремится убежать в маленькое, где обязательств меньше. Отсюда и все ее «странности» (теща говорила, что в сундуке своем долго хранила сшитое и ненадеванное белое подвенечное платье и тоже не употребленный черный монашеский подрясник). На мне оба устремления, к первенству и к служению, сошлись, как сходятся они в чувстве матери: я – ее ребенок, и во мне ее чувство первенства, а она – как

553


мать, и госпожа, и слуга.

Первое, что включается в понятие природы, – это ее нерукотворность,

второе – ее категорический императив («Надо») с неминуемой смертью,

третье – возрождение (воля, радость, «Хочется»).

Таковы «Законы природы».


Генеральному Секретарю ССП А.А. Фадееву 

Дорогой Александр Александрович!

Через полгода (5 Фев. 1948 г.) исполнится мне 75 лет от рождения и 50 лет моей литературной деятельности. Вы знаете, что я не инвалид и если пишу маловато, то это только потому, что хочется покрепче писать. Первое, что мне надо сделать к моему юбилею – это, конечно, сколько-нибудь удовлетворить моих читателей изданием хотя бы пяти книг по 20 листов собрания моих сочинений. Я напомню, что обращался с такой же просьбой и тоже к Вам лет 15 тому назад к моему 60-летнему юбилею. За эти годы из 5 книг издано четыре, а пятый том, где собраны мои лучшие вещи, вполне подготовленный к печати (и оплаченный), до сих пор консервируется «Гослитиздатом».

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное