ДНЕВНИКИ 1973-1983

В одном и том же номере "Time" фотографии человеческих толп, встречающих – в Тегеране Хомейни, в Мексике папу Иоанна Павла. Вот – в конце XX века – сила религии! Кто еще мог бы мобилизовать столько людей (миллионы!), вызвать такое ожидание, такой восторг? Сила и вместе с тем двусмысленность Хомейни: ни одного слова о любви, о примирении, о "трансцендиро-вании" в Боге всех, в конце концов, ничтожных разделений. И угроза – "святой войной". Папа: в каком-то смысле только о любви. Страшный лик ислама… И потому ничего, в конце концов, этот Хомейни не даст своему народу (так радующемуся ему!), кроме горя, ненависти и страдания. А от посещения Папы – только радость, только надежда. Даже если ничего не "получится".

Лечу над огромной, заснеженной, белой Америкой.

Встреча на прошлой неделе с Эрнстом Неизвестным в его студии. Очень милый, очень душевный разговор. Студия полна каких-то грандиозных беспо-

1 Арьеса "Человек перед смертью" (фр.).

2 резюме, краткое изложение (фр.).

3 К.Ф.Ганса: "Бессмысленная точность в числовых исследованиях" (англ.).

448

койных скульптур (одна запомнилась – чудовищная по размерам человеческая ступня с расставленными пальцами, обращенная кверху). Неизвестный объясняет мне замысел какого-то грандиозного символа – космического, религиозного и т.д., чего-то, что должно человечеству что-то явить и объяснить. Не знаю… Знаю только, что я абсолютно слеп и глух к этому искусству, буквально ничего не вижу и ничего не понимаю. Отсюда – мучительная неловкость, ибо он обращает на меня волну ожидания…

Люди всегда болтали столько же, сколько и сегодня, но по необходимости писали в миллион раз меньше. Мысль при чтении "Нью-Йорк тайме": больше ста страниц "новостей" ежедневно. Какой это, в сущности, ужас…

Сан-Франциско. Воскресенье, 11 февраля 1979

Восемь часов утра. Перед отъездом на обедню в собор. Сан-Франциско на этот раз серый, туманный, без того ощущения праздника, которое он во мне всегда вызывает. Торжества, обеды вчера. И прекрасная всенощная в полупустой церкви. Все те же привычные разговоры на "церковные темы", о "церковных делах".

Читаю, в промежутках, книгу о ранних годах Т.С. Элиота – о его пути к религии. Элиот тем для меня интересен, что в своем религиозном "искании" ищет он не собственного удовлетворения, не личного "религиозного опыта", а восстановления реальности мира и жизни, то есть Церкви, кафоличности . Он, таким образом, a centre courant1 современной нарцистической и потому разрушительной духовности. "Опыт Церкви " – вот что требует "богословского уяснения" и вот что очень трудно, ибо научное богословие начинается, так сказать, с его не то что отрицания, а игнорирования. Когда это научное богословие говорит (в учебниках): "Церковь верит", то эта вера отчуждена в авторитет внешних "догматов", само слово "вера", иными словами, тут не включает в себя понятия и реальности "опыта". И потому слово "опыт" звучит как чуть ли не какие-то субъективные настроения, эмоции и чувства.

Четверг, 15 февраля 1979

Все тот же мороз, все та же застывшая в ледяном холоде жизнь.

Вчера несколько часов над ответом [на письмо о. Игоря Верника из Парижа]. Как легко рушится и исчезает понимание друг друга, когда совершается что-то страшное, из ряда вон выходящее – как смерть Вани [Морозова]. Люди, буквально проведшие всю свою жизнь в общении, знающие друг друга чуть ли не с детства, оказываются по отношению друг к другу слепыми и глухими лейбницевскими монадами. Половина из них – священники, все – "живут Церковью". И куда девается все то, что годами так хорошо, так красноречиво объясняется в лекциях, на съездах, в проповедях? Ненависть во имя "правды" и "справедливости" – самая из всех страшная.

1 против течения (фр.).

Среда, 21 февраля 1979