Сегодня в газете внушительный перечень турецких дипломатов, убитых в последнее время армянскими террористами. А также список четырнадцати посольств, занятых – с заложниками – всевозможными guerillas
Сегодня – Литургия с крещением маленькой Димитры М. Всю службу – радость и подъем…
В общем же немножко смешно: Солженицын –
1 Начало стихотворения А. Пушкина "Зимнее утро".
2 боевиками, террористами (англ.).
3 Гиблое дело (фр.).
516
цыну…" Литвинов, Чалидзе и К° –
Из Сережиного письма о поездке в Троице-Сергиеву Лавру: "…I must say that the бабы are a bit vexing. They are an incredibly primitive and barbaric species, somewhat reminiscent of Zulu women, but unfortunately closely involved with our much suffering Church here. They are all over, muttering, haggling with each other, pushing, shoving and squealing in inhuman voices. But all this is un-Christian…"
Кругом только и слышишь, что о молениях о духовном возрождении России и об исповедниках веры, о готовящейся голодовке перед Объединенными Нациями и т.д. И я все стараюсь понять, почему все это меня внутренне отталкивает. Чувствую (хотя и сам себе не могу чувства этого уяснить), что все это "не к лицу христианам", "по стихиям мира сего, а не по Христу". А может быть, это мой скепсис: что значит "молиться о духовном возрождении России"? На
Уж раз разыгралась желчь… Как мучителен этот "церковный" язык, на котором нужно говорить в Церкви, тон, стиль, повадка. Все условно, полное отсутствие простого, человеческого языка. С каким вздохом облегчения уезжаешь из этого мира ряс, чмоканья рук и церковных сплетен. Только отъехал – и вдруг видишь: мокрые, голые ветки, туман, в котором исчезают поля, деревья, дома. Небо. Наступающие сумерки. И все это говорит какую-то невероятно простую
На днях мне кто-то кого-то процитировал: "Мистика и аскетизм несовместимы" (или что-то в этом роде, но именно это), и я несколько раз задумывался об этом. Тут что-то есть, о чем можно задуматься. "Аскет" – и, может быть, дело как раз в этом – вот той
1 "…Должен сказать, что бабы несколько раздражают. Это невероятно примитивный и варварский род людей, чем-то напоминающий зулусских женщин, но при этом, к сожалению, тесно связанный здесь с нашей многострадальной Церковью. Они повсюду, ворчат, пререкаются друг с другом, толкаются, пихаются и визжат нечеловеческими голосами. Но все это не по-христиански…" (англ.).
517