ДНЕВНИКИ 1973-1983

В промежутках между часами работы – прогулки по давным-давно знакомым местам, но которые с каждым годом все больше и больше становятся как бы причастием, удостоверением, откровением "самого главного", а встреча с ними – своего рода "литургией". "Le doux royaume de la terre…"

Когда я над чем-нибудь очень интенсивно работаю, как вот в эти дни, я не могу, не способен читать ничего "серьезного" и, главное, к этой работе относящегося. Поэтому взял первое попавшееся в здешней моей "библиотеке" – двухтомную биографию Sainte-Beuve, написанную A.Bailly. Купил ее давным-давно, и вот стояла неразрезанной. Вот еще один человек, стоявший всю свою жизнь около веры , во всяком случае, в общении – как критик, как историк "идей" и "опыта" – с людьми веры (чего стоит один его "Port Royal", где сотни страниц посвящены религиозному опыту, "духовности"). И "успокоив-

шийся" на некоем "мудром скептицизме". Какое удивительное, таинственное явление – это отбрасывание веры , "освобождение" от нее в XIX веке. Renan, Sainte-Beuve, Lamennais… Отказ от нее, как от какой-то проказы. Волнение Roger Martin du Gard, как бы не "поверить" в смертный час, гнев на религиозные похороны Андре Жида. Возмущение Симоны де Бовуар на малюсенький, слабенький намек на Бога, на веру у приближающегося к смерти Сартра. Этот гнев, это волнение, этот страх не равнодушных людей, а людей верующих и защищающих свою веру, веру в неверие как главное, решающее условие важности их дела, их убеждений, их "владычества" над умами людей… Вот почему христианам нужно прежде всего – не прекращать простого исповедания веры. Ибо весь ужас того, что происходит с христианством на Западе, – это приятие им этого неверия как всего лишь недоразумения, ибо на деле вера утверждает, проповедует, стремится осуществлять как раз то самое, во что верит это "неверие".

Почему я так люблю читать про этих "отказавшихся", этих "верующих в неверие" – Loisy, R. Martin du Gard, Gide, а в другом "регистре" – Леото и т.д.? Думается, потому, что именно в них раскрывается мне подлинный смысл моей веры. Ибо все то, что они отвергают, – в каком-то смысле отвергаю и я, но тогда именно, за отвержением этим, и раскрывается то, что вера не столько "утверждает", но чего присутствием – очевидным – она является.

Понедельник, 21 июня 1982

Четвертый день в Нью-Йорке, но – слава Богу – прохладном, солнечном, без мокрой нью-йоркской духоты. С сегодняшнего утра – суматоха нашего "института", около девяноста человек! Читал свою первую лекцию. Целовался со старыми друзьями и знакомыми… Много совсем молодых, и это радостно и утешительно…

Вторник, 22 июня 1982

Вчера вечером – "диалог" со священниками, участниками "института". В таких случаях я всегда особенно живо ощущаю как бы кровную с ними близость, своего рода круговую поруку… Жаловались, критиковали, все как всегда, но за всем этим самое главное – эти люди стоят у Престола Божия и, спустя две тысячи лет после Тайной Вечери, – "исполняют" ее в Евхаристии. И этой радости никто не отнимет у них…1

Среда, 23 июня 1982

Почти весь день вчера – после моей второй лекции – встречи с бывшими студентами. У каждого свои трудности, даже трагедии. Но общее впечатление очень хорошее, я бы сказал – "радостно-благодарное". Все живут все-таки "вышним", и это в эпоху, когда ничто нигде в нашей "культуре" не зовет к

1 Ср.: Ин.16:22.

"высшему" и оно – высшее – не столько отвергается, но попросту игнорируется, его нет.

Всю неделю прохладные, солнечные дни. Вчера к вечеру я так устал, голова "не варила" – и, будучи один (Л. на океане), прочел целого "Мегре" [Сименона].

Воскресенье, 5 сентября 1982

Кончилось еще одно лето в Лабель, а через неделю – 13-го – мне стукнет шестьдесят один год! Я как-то вдруг, неожиданно для себя, "ахнул" этому, до такой степени мне всегда казалось, что еще много-много жизни впереди. И вдруг вспомнил, что означало для меня, когда про кого-либо говорили, что ему "за шестьдесят"! Старость, старичок, в лучшем случае – "пожилой" человек. И вот "вошло" это в меня и часто бессознательно – присутствует, все собою так или иначе окрашивая…

Очередной приезд Андрея, на этот раз на три недели с перерывом пяти дней – поездки в Лос-Анджелес на "кадетский съезд". Как всегда, прогулки, обсуждение завтраков и обедов, но в миноре – ибо он должен соблюдать строгую диету, и это страшно, удивительно мешает ему жить, быть самим собою…

А вчера я хоронил в Вашингтоне внезапно скончавшегося Сережу Поливанова! Горе Оли, детей. Тяжело. И, как всегда, только теперь понимаешь по-настоящему, какой это был скромный, ясный, чистый и светлый человек… Чудный день, солнечный, прохладный, в Вашингтоне. Служили вдвоем с о. Димитрием Григорьевым. И все смотрел на тень от деревьев на кладбище и вспоминал бунинское:

Там вдали на погосте

Среди белых берез

Не могилы, не кости,

Царство радостных грез…1