Дневники. 1973-1983

Пятница и суббота – на епархиальном съезде Канадской епархии в Moose Jaw, Saskatchewan. Бесконечно далеко. Несколько часов полета из Нью-Йорка в Regina, а там еще час на автомобиле. Самое сильное впечатление – сама равнина, амбар Канады. И над нею огромное синее небо.

На самом съезде говорил о Церкви. В Канаде наша Церковь едва-едва теплится. На востоке паника перед обвинениями нас карловчанами в "большевизме". На западе яростная атака украинцев. И отсутствие "leadership"2 . Но вот, как в свое время и на Аляске, появляются молодые священники, и, Бог даст, пламя разгорится. Глядя на этих молодых, слушая их, думал: действительно, "врата ада" не одолеют. Совсем, казалось бы, умирает огонек – и опять оживает…

Перечитывал в связи с собственной лекцией "Жизнь Тургенева" Зайцева и "Живые мощи" [Тургенева], которые собираюсь показать как пример "тайного света". И чувствую, что не ошибся, выбрав это заглавие к лекции.

Вторник, 30 октября 1979

Вчера на лекции прочел целиком "Живые мощи". Удивительно – даже по-английски доходит. И думал: вот написано это, написаны, созданы тысячи "светоносных" свидетельств. И отрекается от них наша несчастная "современная культура", просто не видит, не слышит, не воспринимает их… Приходят на ум

1 Сторонников пятидесятничества , т.е. некоторых деноминаций, возникших в начале XX века, члены которых считают, что они ощущают дары Святого Духа, чаще всего – наиболее явные, как, например, глоссолалия, или "говорение на языках", и настаивают на специальном крещении Святым Духом после обращения.

2 руководства, руководителей (англ.).

486

страшные слова Евангелия: "но люди больше возлюбили тьму, нежели свет…" Вот именно – больше возлюбили . Ибо это – не неведение, это выбор , то есть акт любви…

Среда, 31 октября 1979

Мой вопрос, то есть для меня интересный и бесконечно важный: неужели мы ошиблись в Солженицыне, неужели мое "чтение" его (еще на днях некий диссидент, Орлов, говорил мне, что лучше моих статей он о Солженицыне ничего не читал) – просто ошибка? Сейчас начнется гвалт. Но он не снимает вопроса и не разрешает его. В чем солженицынское "сокровище сердца", что такое "Россия", которую он так страстно и безраздельно любит, ненавидя – тоже страстно – почти все "составные" ее "элементы"? Любит старообрядчество, "крестьянских писателей", "народ".

Четверг, 1 ноября 1979

Ноябрь. С детства один из любимых месяцев. И потому, должно быть, чаще, чем другие, подстрекающий меня к воспоминаниям о детстве. Этот месяц в Париже начинался с Toussaint, то есть с одного-двух дней школьных каникул. В самый день 1 ноября мы всей семьей завтракали на гае St. Lambert у тети Лины и тети Веры и затем ехали на кладбище, на могилу дедушки (а теперь в этой могиле кроме дедушки все три тетушки – тетя Лина, тетя Наташа и тетя Вера – и папа, и дядя Миша Полуэктов!). В 1935 году именно в этот день, после кладбища, у меня случился перитонит, и я почти весь месяц провел в русской больнице. Так хорошо помню мокрые, голые деревья за окном… И это было началом единственного глубокого кризиса, пережитого мною: ужасного до воя страха смерти. Я уверен, что она тогда "прикоснулась" ко мне… В больнице я читал (как? почему?) "Числа"1 , то есть квинтэссенцию монпарнасской, адамовичевской, парижской "ноты". И что-то от нее во мне навсегда осталось, ее "тональность". С тех пор, то есть с этого двойного кризиса – духовного и более литературного, воспеваемого в "Числах", мир для меня всегда стал в каком-то смысле "прозрачным", двухплановым, таким, что, живя в нем, можно одновременно смотреть на него "со стороны" и обратно – из него видеть "другое" ("tout est ailleurs" Жюльена Грина). Поэтому, должно быть, и помню я не столько "события", не то, что происходило, сколько, скажем, "воздух", свет, окрашенность – солнцем, дождем, облаками – тех дней, когда это совершалось, а иногда даже и каких-то совсем "незначительных" дней. Все то, короче говоря, что делает таким близким мне и понятным стихотворение Анненского "Что счастье?":

В благах, которых мы не ценим

За неприглядность их одежд?

1 Литературный журнал, издавался в Париже с 1930 по 1934 г . Н.Оцупом.

487

Вчера – звонок от Сережи из Иоганнесбурга. Они получили визу и 9 декабря едут в Москву! В Москву, которую для себя я чувствую запретной . А вот Сережа и его семья будут там жить. Москва, Россия будут его "профессией". Как все это странно, как причудлива жизнь. И какой тайный смысл (а он есть) заложен в этих ее причудах?

Вчера же – двухчасовой визит в семинарию некоего греческого митрополита Варнавы. Хорошее, доброе лицо. Хорошая улыбка. Но, Боже мой, до чего это человек с другой планеты, до чего провинция, задворки, примитивизм и пыль… Привез в подарок четыре томища своих писаний – об "уставах" патриархатов, которых на деле, в сущности, нет…

Суббота, 3 ноября 1979