Я не хочу сказать, что мое поколение было свободным от самопревозношения, хвастовства, присущей молодости хлестаковщины. Мы все, вне всякого сомнения, любили "покрасоваться". Но это не затрагивало глубины жизни. Наедине с собою мы очень хорошо знали, что это хлестаковщина. И потому это не было, как теперь, какой-то душевной болезнью, какой-то мрачной тяжестью страха.
"Власть над душами" – какая это, по-видимому, страшная и ненасытная страсть, как съедает она душу прежде всего самого того, кто ею одержим. На днях мне довелось прочитать письмо одного такого младостарца. Студент, получивший его, дал мне его – сомневаясь в уже не помню каком "поучении" этого тридцатидвухлетнего учителя духовности. Какая поразительная самоуверенность, какое полное абсолютное самоотождествление с истиной. По прочтении письма мне стало просто страшно. И если бы это был единичный случай. Нет, я мог бы, не напрягаясь, назвать десять таких "старцев", безнадежно калечащих души своим псевдомаксимализмом… Как будто они никогда не читали, что "Господь гордым противится, а смиренным дает благодать"
Засел снова за "Таинство Святого Духа". Мне вдруг стало ясно, что я отложил, отказался из-за лени и малодушия. И тоже маловерия. Но почему все-таки с каждым годом писать мне все труднее и труднее? Думаю – и долго! – о каждой фразе. Одна из причин этому – я думаю – в том, что богословие, то есть богословское "писание", "выражение", я с годами тоже все больше ощущаю как "искусство"… И вот на искусство это, пожалуй, не хватает сил и дара.
Вчера, уже уходя на лекцию о таинстве елеосвящения, к которой я даже и не готовился, ибо читал ее несчетное количество раз, вдруг осенило – что все богослужение этого таинства (чтение Апостолов, Евангелий, молитвы и т.д.)
Завтракал вчера у нашего студента Н. (из Техаса, с женой – беременной – и тремя детьми). В углу – икона: три "героя Православия" – Палама, Фотий, Марк Ефесский. Икона, иными словами,
Не удержался и купил сегодня в Нью-Йорке новую толщенную биографию William Carlos Williams…
Вчера, почти внезапно, стала для меня ясной моя ошибка в "Таинстве Святого Духа", тупик, в котором я оказался. Я все сводил, то есть спор об эпиклезе, к конфликту Восток – Запад. Но это неверно и потому – тупик. На деле же нужно рассуждать так: если исчезает или хотя бы слабеет эсхатологическое понимание таинства и это значит – и самой Церкви, то вопросы о
1 Иак.4:6.
жения Святых Даров становятся необходимыми, логическими, так же как и понятие "пресуществления". А это ослабление эсхатологической сути христианской веры началось очень рано и совсем не только на Западе. Уже Кирилл Иерусалимский, в четвертом веке, – пример этого ослабления… И тогда сразу же Дух Святой и Его действия в Евхаристии начинают пониматься как "инструментальные". Таким образом, я, в общем, зря написал неимоверное количество страниц. Все это объяснял сегодня милейшему о.Ариде. Теперь со страхом и трепетом сажусь за писание нового начала. По такому, приблизительно, плану:
– Спор об эпиклезе как спор
– Церковь и Дух Святой.
– Дух Святой – в Таинстве Церкви – Евхаристии.
– Евхаристия и
– Евхаристия и
Этот уик-энд провел с нами Д[митрий] О[боленский], которого я не видел лет пять. Постарел (ему шестьдесят три года), лицо в морщинах. Но все тот же шарм, юмор, "аристократизм" (ему это слово действительно подходит). Только вчера, гуляя со мной, рассказывает во всех подробностях о своих треволнениях: развод с женой, пятилетняя любовь к другой женщине, планы, трудности, сомнения, мучения… Все это в тональности – неподдельной – "о, как на склоне наших лет…"
Размышления, в связи с этим разговором, о