Дневники. 1973-1983

Англичане начали высадку. Почему это меня так волнует, почему с таким интересом бросаюсь на газеты, к телевизору? Боюсь или, вернее, знаю: не из христианских чувств, которые должны быть миролюбивыми… А от отвращения, ненависти к тому хамству , что торжествует в мире, к этим цирковым "нациям", как Аргентина и прочие "банановые республики". Помню, как в 40-м году, когда немцы заняли Париж и казалось – ничего не могло их остановить, предотвратить высадку в Англии, я тревожился за Англию. Много у этого народа грехов. Но есть что-то в нем, что только в нем, и мне казалось исчезновение этого "что-то", разгром его грубой и механической немецкой армией – непоправимо, означает гибель мира, в котором можно жить и дышать. И вот теперь мне страстно хочется, чтобы старый, потрепанный, облезлый лев проучил этих брюнетов с усиками, этих варваров и пошляков… А ведь вот-вот прольется кровь. Из-за чего? Из-за Фолклендских островов!

В "L'Express" статья Солженицына. Все о том же: о непонимании Западом России, сущности коммунизма и т.д. О нравственном падении, об извращении свободы… Все абсолютная правда, все верно. Но можно заранее сказать, что не подействует . И не только не подействует, а окажется counterproductive2 . Почему? Да потому, что все в этой статье пронизано нелюбовью к Западу, к Америке, почти нескрываемым презрением ко всему "западному". И это не может не почувствовать читатель. А вот в России все серьезно, все на глубине, все "настоящее". И в семидесятилетнем владычестве большевиков повинны все – кроме России и русских…

В Америке, в "диаспоре" Православие, впервые за много веков, получило свободу . Свободу от империй, от государственной власти, от земледельческого гетто, от этнического гетто и т.д. И вот, попробовав этой свободы, стихийно ринулось назад, в гетто , и предпочитает жить так, как жило под турецким игом, под петровской реформой, во всех видах рабства. Закройте все двери и окна! Из них дует! И постепенно закрывают. И молодые американцы с восторгом устремляются в это гетто, в мракобесие, обсуждение "канонов", облачений и где можно купить настоящий афонский ладан…

Пятница, 30 апреля 1982

Что это – старость? Ахматовское "маразм крепчал"? Я сижу часами над маленькой статьей, переписываю все тот же первый параграф первой страницы и… ни с места. То же самое с главой "Таинство Духа", с моей keynote address1 на "Синдесмосе" и т.д. Или же это потому, что я достиг возраста, когда хочется

1 "убежденный член Епископальной Церкви" (англ.).

2 приводящей к обратным результатам (англ.).

3 речью, задающей тему и тон собрания (англ.).

либо "настоящего", либо ничего… Не знаю, но проходят дни за днями, и как будто все растет этот паралич. Вот и сейчас я взялся за эту тетрадку, чтобы "оттянуть" момент очередной встречи с постылой первой страницей.

Вчера – старый приход [в Коннектикуте]. В нем долго служил о. П[авел] Л[азор]. И все равно все то же самое: петиции прихожан (не говорящих по-русски) увеличить число чтений и пения на церковно-славянском языке, те же сплетни, та же бессмысленная борьба со священником, короче говоря – то же "гетто", о котором я писал вчера. Какой-то абсурдный мир. Стена, которую ничто не пробивает. С другой же стороны – приходы, в которых как будто стена "пробита", где, внешне хотя бы, все в порядке. И тут тоже какой-то тупик. Не потому ли это, что вне органического "православного мира" Церковь воплотилась, да и не могла не воплотиться, – в приход , и это значит – в организацию , с точно определенным членством, необходимостью заботиться об "имуществе", с властью, административными заботами и т.д.? Церковь стала организацией среди организаций, активностью среди активностей. Но она этим никогда не была. В первохристианский период, в эпоху отвержения ее миром она была эсхатологической "реальностью" и никакой специфической "мирской", то есть в мире, "активности" не имела да и не могла иметь. Средоточием ее жизни была Евхаристия – таинство претворения не только хлеба и вина в "небесную пищу", но и самого мира, самой жизни в нем – в предвосхищение, предвкушение грядущего Царства Божьего. Поэтому Евхаристия была таинством Церкви – Церкви как общины (синаксис), Церкви как любви (милосердие, агапи), Церкви как знания (Слово Божье), Церкви как "исполнения" всего во Христе.