Дневники белокурого демона (СИ)

Больше не буду записывать эту хроническую хрень про сутки, она меня пугает. Не хочу думать. Установил планировщик в телефоне, он будет напоминать мне о сне, питании и таблетках. 

Тетрадь пятая. Последняя

Георгия Карловича временно отстранили от практики. Какая-то запутанная история с пациенткой, всё-таки покончившей с собой. Неблагодарное это дело – заниматься суицидниками. Лучше бы учил дамочек худеть. Или наоборот. Самое смешное, что он оказался никаким не психологом, а психотерапевтом. Ума не приложу, в чём разница. Но она есть.

А я всё ещё пишу свой нелепый дневник. По привычке. По инерции. Инерция – единственное, что ещё передвигает меня из одного дня в другой.

- Отлично. Пошевелите пальцами, - критический взгляд врача сосредоточен на искривлённых пальцах Артура. – Неплохо. Совсем неплохо. Не расстраивайтесь, подвижность ещё вернётся, по меньшей мере, частично. Нужно будет потрудиться, конечно же. Я Вам тут расписал ряд упражнений. Не стану врать, что это не больно, но будем работать.

Полноватый улыбчивый добряк с непокорной щетиной на лице сосредоточенно копается в горе бумаг на столе.

- Я уже привык пользоваться левой рукой, - вымученно улыбается Артур, думая, что сломанные пальцы - не самая большая проблема в его жизни.

- Великолепно! – засветился врач сотней киловатт оптимизма. – Значит, будете двуруким. Но кисть разрабатывать придётся, поверьте мне. Иначе она Вам покоя не даст непрерывным нытьём. Нужно, мальчик мой, нужно. Потерпите уж, - улыбка мудрого милосердия, лишённая уже ставшего привычным хирургического цинизма.

Я всё больше размышляю над тем, что скомкало мою жизнь. Мне всё время кажется, что должны быть истинные причины, не лежащие на поверхности. И всё чаще прихожу к выводу, что я сам не слишком основательно её строил. Хотя так хочется найти других, ещё более виноватых.

Из левши можно сделать правшу и даже провернуть этот фокус обратно, но нельзя же заставить прожить чужую жизнь. И не является ли знаком эта предстоящая мне через боль двурукость? А что она в сущности меняет? Как легко обвинить других в том, что тебя старательно переделали. И как трудно признать, что ты им поддался, идя по пути наименьшего сопротивления. Без боли. Вот только где-то во вселенском банке скорби твой счет продолжает неуклонно расти. За всё, от чего удалось сбежать. За всё, что причинил другим.

Впрочем, и это тоже чушь.

- Ты опять ничего не съел, - ворчит мать, извлекая полные кастрюльки и пластиковые контейнеры из холодильника и загружая на их место новые.

- Ма, мне столько не съесть. Ты же наготовила опять на целую роту обжор, - через силу улыбается Артур и запахивает поплотнее полы засаленного халата.

- Ты даже не пытался, - сердито бормочет мать, заполняя сумки несъеденными деликатесами. – Как ты себя чувствуешь? – теплая ладонь коротко касается лба суховатой кожей.

- Нормально, гипс сняли. Ты как? Отец поправился? – непроизвольным жестом он откидывает отросшие пряди с лица.

- Ой, я уже и не помню что болела, некогда. А папа… ну ты же знаешь его, для него лучшее лекарство – работа. Говорит, в слове «микроинфаркт», ключевым является «микро», - мать расстроенно машет ладошкой. – Давай, я приберусь хоть у тебя? Вон, весь дом пылью да паутиной зарос, скоро сам тут протухнешь.

- Не надо, ма. Не хочу, - у Артура даже волосы на загривке дыбом встали от такой перспективы, он не находил в себе сил подолгу выносить людей, тем более в сопровождении шума и активных действий.

- Давай, хоть бельё заберу постирать, - сдерживая слёзы уговаривает женщина.