Дневники Берии — не фальшивка! Новые доказательства

Как интересный момент Игорь Калашников расценивает специфическую форму употребления слова «проект» — в виде устаревшего «проэкт». Берия учился «на строителя» до революции и в первые годы революции, когда нормативной была вторая форма, и это, как видим, въелось в него на всю жизнь.

Специфически «строительным» представляется Игорю Калашникову и то, что автор дневников воспринимает функцию управления тоже как архитектор, строитель. Во время оно стройкой руководил именно архитектор, поэтому будущим архитекторам и строителям прививали комплексность мышления. А именно так мыслит автор дневников.

Даже удивление Л. П. Берии теми беспорядками, которые обнаруживаются в авиации, где, казалось бы, особенно важны дисциплина, контроль и т. д., архитектор Калашников относит к «архитектоническому» стилю ЛИ Берии.

Что ж, это мнение умного строителя-профессионала — хорошее дополнительное психологическое доказательство в пользу аутентичности текста дневников. Ведь Л. П. Берия не только имел архитектурно-строительное образование, но и тяготел к архитектуре как самобытный мастер.

Недаром некоторые считают, что те знаменитые шпилевые московские «высотки», которые привычно называют «сталинскими», более верно было бы называть «бериевскими».

Что же касается Сергея Кремлёва, то он, в качестве Сергея Брезкуна, окончил в своё время с отличием Харьковский ордена Ленина авиационный институт им. Н. Б. Жуковского по специальности «двигатели летательных аппаратов» (то есть — жидкостные ракетные двигатели), и ему была присвоена квалификация «инженер-механик».

При этом всю свою профессиональную жизнь я проработал в старейшем отечественном центре разработки ядерного оружия в «Арзамасе-16».

И отнюдь не жалею как о том, что окончил не архитектурный ВУЗ, а тот который окончил, так и о том, что попал в ту «фирму», в которую попал, не сожалея об архитектурно-планировочной мастерской…

Инженерный образ мышления я вроде бы усвоил. Но вот архитектурный — точно нет!

Вернёмся, однако, к «Тихому Дону» и исследованиям его аутентичности…

Должен заметить, уважаемые господа-академисты, что, если что-то заявляешь, это не мешает доказать. Тем более что вопрос, как мы сейчас увидим, не так прост.

Русское (ещё советское) предисловие к книге скандинавских лингвистов написал известный деятель культуры Пётр Палиевский. Небольшое по объёму, это предисловие тем не менее весьма полезно для целей данной книги, и я ниже приведу извлечения из него, но вначале познакомлю читателя с обширной цитатой из книги академика Дм. Лихачёва «Великое наследие».

С этой цитаты Пётр Палиевский начинает своё предисловие, и она, эта показательная цитата, составляет, собственно, чуть ли не половину всего предисловия Палиевского.

Вот что писал Дм. Лихачёв и на что П. Палиевский счёл уместным так обширно сослаться (выделение жирным курсивом везде моё — С. К.):

«Сочинение киевского великого князя Владимира Мономаха, известное под именем «Поучение», написано в конце XI — начале XII века. «Поучение» дошло до нас совершенно случайно, в единственном списке, в составе Лаврентьевской летописи, которая рисковала сгореть вместе со списком «Слова о полку Игореве» в московском пожаре 1612 года в собрании рукописей Мусина-Пушкина, но не сгорела только потому, что была взята из библиотеки Н. М. Карамзиным.

Можно быть совершенно уверенным, что если бы Лаврентьевская летопись сгорела, то «Поучение» Владимира Мономаха было бы объявлено подделкой и защитить его подлинность было бы гораздо труднее, чем сейчас защищать подлинность «Слова о полку Игореве». «Поучение» никак не отразилось в последующей русской литературе, оно нигде не упоминается…»

Не правда ли, это сказано и почти о «Дневниках» Берии? До их публикации о них ведь тоже не было известно ничего.

Впрочем, и далее Дм. Лихачёв, имея в виду «Поучение» Мономаха, пишет то и так, что заставляет вспоминать также о дебатах вокруг «Дневников» Берии: