Дневники Берии подтверждают: Виктор Суворов прав!

Интересно! Поклонники Сталина и вообще «мирной политики СССР» с пеной у рта отрицают наличие каких-то секретных протоколов к пакту Молотова — Риббентропа; в таком случае откуда же Берия знает и пишет про «территории, которые отойдут к нам» за пять дней до нападения Гитлера на Польшу, но зато через четыре дня после подписания советско-германского пакта, если, по мнению историков-«ортодоксов», СССР лишь 17 сентября принял решение вступить в эти земли, «чтобы защитить их народы от ужасов войны» (сказать «от попадания в фашистскую неволю» в сентябре 1939 г. было, как бы сейчас сказали, «неполиткорректно»)?

А ведь у Берия — четкое понимание того, что впереди большие «освободительные походы», причем явно связанные с началом войны с Германией: «Все данные — за то, что немцы скоро начнут. Коба пока не решил, когда пойдем мы. Все равно надо готовиться, потому что наркомвнудельцам теперь воевать и воевать» (это тоже конец августа 1939 г.) (Там же).

Позвольте, это с кем же теперь «воевать и воевать»? «Внутреннего врага» вроде истребили, и Большой Террор за ненадобностью уже свернули. Да вот и XVIII съезд ВКП(б) прошел, и назвали его «съездом победителей». С кем же теперь воевать? Явно с тем, кто «за бугром». И, судя по тону дневника Берия («воевать и воевать»), «освободительным походом» в Польшу дело явно не ограничится.

С немцами пока — мир. Интересно читать записи, относящиеся к отношениям СССР с Германией. Уже весной и летом 1940 г. Берия пишет в дневнике, что немцы постоянно залетают на нашу территорию и нарушают границы. «Каждый раз говорят, что заблудились. Большинство, думаю, правда. Но разведку тоже ведут…» (1. С. 171). Пока, таким образом, на действия Г ермании смотрят сквозь пальцы.

Польский вопрос

А вот отношение к полякам — совсем другое, чем к немцам.

Сначала — речь о Катыни, куда же без нее. То, что польских пленных расстрелял не Сталин, а немцы, у Кремлева как бы само собой подразумевается. Так и пишет: «О «катынском» же «палаче» (кавычки Кремлева. — Д. В.)Берия вообще не разговор» (2. С. 99). Применительно к записи за начало декабря 1941 г. он констатирует (1. С. 313), что в беседе посла Британии Криппса (с главой Лондонского польского правительства Сикорским в Москве в начале декабря 1941 г. — Д. В.)нет ни слова о катынских делах, хотя при этом констатируется, что Криппс — «тот еще хорек», а Сикорский — «просто сволочь».

Позвольте, но как могла иметь место беседа о Катыни за 16 месяцев до того, как нацисты обнародовали сведения о расстреле поляков в этом лагере и сообщили об этом событии всему миру?

Через эти самые 16 месяцев, весной 1943 г., когда дело приобрело международную огласку, Берия пишет: «Немцы передали сообщение о раскрытии захоронения польских офицеров, расстрелянных НКВД в 1940 году… Коба был взбешен, потому что поляки в Лондоне тут же ухватились, сделали свое заявление… Можно предполагать, что это согласовано с немцами. А с Черчиллем наверняка. Вот Коба и злится» (2. С. 111).

В самом деле, 25 апреля 1943 г. СССР обвинил польское правительство в пособничестве «подлой фашистской клевете» и разорвал с ним дипломатические отношения, хотя ни одного совместного с Германией заявления польское правительство не делало, и не было никаких оснований «предполагать, что это согласовано с немцами», а обращение поляков в Международную Комиссию Красного Креста соответствовало всем нормам международного права [30].

Приведя последнюю цитату из бериевского дневника, С. Кремлев находит, что она — «важное подтверждение того, что и так, впрочем, ясно сегодня любому объективному аналитику (из чего это должно быть ясно — простите за каламбур, из дневников Берия и комментариев Кремлева совсем не ясно. — Д. В.):польских военнопленных расстреляли не сотрудники НКВД по решению Политбюро в 1940 г., а немцы в 1941 г.» (2. С. 111).

И в чем же это подтверждение? В том, что «Коба взбешен»? Но ведь само по себе это ничего не доказывает: любой преступник будет, скажем так, не в восторге, если люди узнают о преступлении, которое он надеялся скрыть!

Однако вот что интересно: в той же записи от 23 апреля 1943 г. Берия пишет, что поляки при приближении немцев «разбежались» из советских лагерей: «Им надо было идти в тыл самостоятельно, а они остались у немцев. Что ж, свое они получили. Эта публика всегда заявляла, что лучше быть мертвым, чем красным» (2. С. 111). Что предпочли остаться у немцев — вообще-то правдоподобно, с учетом того, что, во-первых, Германия подписала конвенцию 1929 г. об обращении с военнопленными, а СССР — нет, а во-вторых, как правило, энкавэдэшный конвой действительно убегал при приближении немцев!