Дневники экзорцистки. Злыдни (СИ)

Ирина кивнула и первой подошла к лавочке.

— Татьяна, здравствуйте! Я вас сначала не узнала. Мы тут по парку гуляем, и вдруг смотрю — вроде вы! Помните меня? Мы квартиру у вас снимаем.

Старушка растерянно улыбнулась и поправила очки.

— Помню вас, Ирина. Конечно, помню. Мы же с вами договор заключали об аренде. Что-то случилось?

— Нет. А разве что-то должно случиться? С квартирой что-то не так?

Взгляд Татьяны заметался из стороны в сторону.

— Прекрасный день сегодня, не правда ли? — встряла в разговор Клара, слегка толкнув Ирину локтем. — Мы вот решили в парк сегодня выбраться, отдохнуть. И так находились, что даже устали отдыхать. Позволите нам присесть рядом с вами? А то все скамейки заняты.

Старушка убрала вязание в лукошко и поставила его себе на колени, чтобы освободить место на лавочке. Поджатые губы давали понять, что общению с нами она совсем не рада. Ирина заняла место слева от неё, бабушка — справа. Мне сесть оказалось некуда. Я отошла к кустам и стала делать вид, что увлечённо рассматриваю листья. Наверное, это выглядело слишком глупо, но к счастью, Татьяна на меня внимания не обращала.

— Я, знаете ли, уток пришла покормить и кофту довязать, — нервно ёрзая сказала вдруг владелица квартиры, — но тут много народа сегодня, и утки не выходят на берег. Я, пожалуй, домой пойду.

Она хотела подняться, но Клара бесцеремонно поймала её за рукав и усадила на место.

— А как же вязание? — строго спросила бабушка. — Кофта сама себя недовяжет.

— Я лучше дома… — сдавленно пропищала Татьяна.

— Дома не лучше, — безапелляционно заявила Ирина. — Нечасто такая замечательная погода случается. Завтра дождь обещали…

— С градом, — подхватила Клара.

— Что вы от меня хотите? — не выдержала натиска Татьяна.

— Просто интересно узнать некие подробности, — призналась Ира. — Говорят, что в квартире, которую нам сдаёте, умер ваш брат. Не хотелось бы, чтобы его призрак потом являлся ко мне во сне. Вдруг он при жизни был маньяком?

Глаза старушки, казавшиеся большими из-за бифокальных линз, выпучились ещё больше.

— Что вы! Толик был очень хорошим. Просто ему не повезло — отец ему всю жизнь сломал.

Видимо, воспоминания о брате были для женщины болезненной темой. Она всхлипнула и вцепилась в своё лукошко, словно пыталась удержать в нём рвущиеся наружу эмоции.

— Прямо так и сломал ему жизнь? — подначила Клара. — Говорят, что ваш брат вовсе не являлся примерным гражданином, алкоголь употреблял, ни с кем дружбу не водил, был замкнутым и угрюмым.

Татьяна с гневом взглянула на бабушку, расслабила пальцы, сжимавшие лукошко, и эмоции вырвались наружу.

— Всё не так! Отец у нас был очень жестоким. Сам он родом с Урала, из какого-то богом забытого села староверов. Там очень строгие традиции домостроя. Женщины у них — рабыни бесправные, обязаны только рожать и по хозяйству трудиться с рассвета до заката. А мужики вроде надсмотрщиков. В этом селе даже вера какая-то своя — вроде и христианская, но более суровая по правилам. У отца крестик был нательный золотой, с распятьем, заключённым в кольцо — это вроде как означает, что человек должен жить внутри круга заповедей господних, а всё, что снаружи — от лукавого.

Отец сбежал из села, приехал в наш город, стал работать в милиции, потом в тюрьме надзирателем. Когда он с нашей мамой познакомился, ему уже под сорок лет было. А она совсем молодая, наивная. Девочка из не совсем благополучной семьи. Замуж ей скорее хотелось. А тут такой солидный мужчина с военной выправкой, с квартирой, при должности и деньгах. Мама, долго не раздумывая, вышла за него замуж. Бедняжка. А вот отец, хоть и сбежал из своей домостроевской секты, но взгляды-то на жизнь остались прежними. Маму он буквально служанкой сделал. Не позволял ей искать официальную работу. Она должна была дома сидеть, по хозяйству трудиться и детей ему рожать…

— Извините, что перебиваю, — не сдержалась Клара, — а мама ваша имела какое-то образование? У неё была специальность?

— Нет. Она среднее образование получила — восемь классов в школе. Больше нигде не училась и не работала. Замуж хотела выйти, из пьющей семьи скорее сбежать. Вот в двадцать лет и нашла себе мужа-тирана. Сначала она меня родила, а потом Толика. Всю свою нерастраченную любовь нам отдавала. Особенно брата моего любила. Толик слабеньким родился, болезненным. Мама с ним постоянно по врачам ездила. Даже к бабкам-шептуньям обращалась. Но все руками разводили, говорили, что мальчик здоров. А как же здоров, если он простужался постоянно: то сопли, то кашель, плакал часто, жаловался на плохое самочувствие. Мама из сил выбивалась, ночей не спала, чтобы Толика излечить. Я тоже братика жалела, помогала чем могла. А отец-изверг только кривился недовольно и говорил, что мы балуем Толика и слишком тепло его кутаем.

Когда брат в первый класс пошёл и стал занятия пропускать из-за болезней, папа совсем озверел. Он заявил, что теперь сыном займётся сам, будет его закалять. Стал заставлять малого ребёнка вставать в шесть утра, бегать с ним по стадиону, одеваться в лёгкую одежду.