Дневники герцогини

Гидеон не потрудился открыть глаза. Он надеялся заснуть и, проснувшись на следующий день, узнать, что все это ему приснилось.

— Оставьте все как есть, Шелби. Вы можете навести порядок, который вам так по сердцу, утром.

Холодная вода плеснула ему в лицо. Он резко выпрямился и едва успел уклониться от глиняного кувшина, ударившегося об изголовье кровати. В этот момент он решил, что у Габриэль вовсе нет задатков куртизанки.

Скорее она горгона. Но не женщина, которой мужчина в здравом уме стал бы доверять или делить с ней постель. Перекатившись на бок, он встал, придерживая у груди полог кровати.

Умывальная чашка ударила в столбик кровати. Габриэль лихорадочно оглядывалась вокруг, вероятно, в поисках нового оружия. Отпустив полог, Гидеон шагнул к двери, прежде чем Габриэль запустила туфлю ему в спину.

— Лгун! Мальчишка! Поверить не могу, что ты променял меня на… Я даже не знаю, что она собой представляет!

Гидеон вышел на лестницу. Внизу собрался весь его персонал в ночной одежде.

— Столько женщин за одну ночь, — сказала экономка, явно рассчитывая, что он ее услышит. — Это противоестественно. Нездорово! Я больше не желаю в этом участвовать. Какое счастье, что юная леди Сара всего этого не видит.

Габриэль, рыдая, помчалась вниз по лестнице.

— Он свинья! — крикнула она расступившимся слугам. — Он погубил мою репутацию! Я больше никогда не получу высокой цены.

— Скатертью дорога, — пробормотал Шелби, закрывая за ней дверь.

На следующее утро Харриет рано приехала в академию, чтобы позавтракать с Шарлоттой. Они сидели вдвоем, попивая чай, пока он не остыл.

Харриет поставила чашку.

— Не знаю, что и сказать. Это я во всем виновата.

Шарлотта вздохнула.

— Нет. Признаюсь, что хотела увидеть его дом изнутри.

— Для человека, который, как считают, ведет распутную жизнь, у него чудесная обстановка. Я не видела никаких следов буйных оргий, которые, как говорят, он устраивает.

— Не знаю, что это означает. Толи его опорочили, то ли у него вышколенный персонал, который прекрасно убирает.

— Это может означать, что он не так плох, как говорят.

— У него в ящике «французские письма», — еле слышно сказала Шарлотта.

— Что ты сказала? — посмотрела на нее через стол Харриет.

— «Французские письма». Ну знаешь, такие штуки… которые мужчина надевает, собираясь совершить плотский акт.

— Во-первых, Шарлотта, не стоит рассуждать как жена викария, — нахмурилась Харриет. — Я знаю, что это. Презервативы.

— Говори тише.

— Я уже и так шепчу. Кроме того, это свидетельствует о том, что он более ответственный любовник, чем большинство мужчин.

— Он держит презервативы в ящике комода, а это свидетельствует о том, что он весьма свободен в своих симпатиях.

Харриет с трудом сдерживала смех.

Шарлотта раздраженно посмотрела на нее:

— Тебя забавляют распутники?

— Нет. Ты. Наличие этих «штук», как ты выразилась, может значить многое.

— Правда? — с притворным равнодушием посмотрела на подругу Шарлотта.

— Правда. Это может означать, что он опытный и думает о том, куда сует свой…

— Харриет!

— Или что он предпочитает быть готовым на случай… ну, ты понимаешь… на случай если, вернувшись домой, обнаружит в своей спальне некую леди.

— Ох, не напоминай мне.

— А может быть, он надеется, что правильная женщина, и мы снова говорим о тебе, ждет, когда он вернется домой.

— Нет. Я больше не стану себя обманывать.

— Некоторые мужчины всегда носят их с собой, — продолжала Харриет, которую грела эта тема. — В церковь, если фортуна улыбнется им после проповеди. В клуб, на случай если какая-нибудь леди в карете ждет свидания. Я знаю джентльменов, которые берут их с собой на балы. Ты не заметила, у него они были, когда он пригласил тебя на танец?

— Больше не стану с тобой разговаривать, — через силу рассмеялась Шарлотта.

— Тебя очень забавно дразнить. Прости. Ноя думаю, то, что он прячет в ящике, говорит больше о хорошем, чем о плохом.

— Ты заговорила так, будто сама находишь его привлекательным.

— О нет. — Глаза Харриет блеснули. — Одного герцога мне более чем достаточно, чтобы постоянно быть занятой. Честно говоря, если бы Гриффин находился в Лондоне, у меня не было бы времени впутать тебя в эту неприятную историю.

— У меня все так сложно, — мрачно произнесла Шарлотта.

Шарлотта знала, что в глазах общества совершила непростительный грех. Она призналась, и не раз, а неоднократно, и не шепотом, а на бумаге, в переживании неумеренных эмоций.

Дамам эмоции не позволены. Аристократка скорее откусила бы себе язык, чем призналась, что испытывает подобные желания. И чувства, которые она выразила к герцогу…

Она не просто увлеклась полетом фантазии. Она взлетела на восковых крыльях прямо к солнцу, как Икар в греческой легенде.

Шарлотта вздохнула. Возможно, чересчур драматично сравнивать себя с греческим юношей, который упал в море, когда во время полета его надежды растаяли вместе с крыльями. Но она всегда считала, что миру мужчин будет лучше, если они извлекут какие-то моральные уроки из мифологии. Почему для женщин должно быть по-другому?

— Шарлотта! Снова замечталась?

— Мне придется встретиться с родственниками.