Дневники голодной акулы

Итак, когда Уорд лежал на смертном одре, Куинн был подвергнут строго засекреченной процедуре, а небольшая команда адвокатов перевела все имущество и деньги старика на имя его «недавно найденного молодого внучатого племянника».

«Договор» увенчался большим успехом, чем Уорд мог надеяться. Поначалу члены семейства Уорда оспаривали законность прав этого молодого человека, который появился ниоткуда, заявив, что является дальним родственником, и захватил все, чем владел старик. Но при встрече с «Майкрофтом Уордом-младшим» даже самые упрямые его родичи вынуждены были признать, что двое этих людей не могли не быть связаны кровными узами. Несмотря на малое физическое сходство, их манеры и мнения были настолько идентичны, что никакого сомнения в их родстве не возникало. «Я» Майкрофта Уорда успешно пережило смерть его тела. На заре нового века он снова был молод.

Трудно сказать, почему новый Уорд не огласил успех своей методики публично, особенно если учесть, что он заявил о своих намерениях миру. Может быть, он опасался, что родственники найдут способ отобрать у него все состояние, если обнаружат, что новое его тело не разделяет ни единой капли крови со старым; может быть, намеревался усовершенствовать методику, прежде чем предать ее огласке. Доподлинно нам известно вот что: когда разразилась Первая мировая война, Уорд — упрямый и неукротимый, как всегда, — отправился на передовую офицером. Но Великая война не походила ни на какую другую, имевшую место ранее. Эра кавалерийской Легкой бригады давно миновала. Война стала индустриализированной, весь мир раскололся на две гигантские фондовые биржи для ежедневных торгов миллионами человеческих жизней.

Как уже было сказано, Уорд не был дурным человеком. Решение, которое он принял, как только был подписан мир, нельзя не понять, если учесть все обстоятельства. Однако дурные поступки отнюдь не всегда проистекают из дурных намерений.

Уорд, несмотря на всю свою храбрость, был травмирован полученными на войне шрамами, и ему ни на миг не давал покоя один-единственный прокол в его проекте: хотя его «я» могло при последовательном использовании «договора» фактически достичь бессмертия, он — как и всякий другой — все же мог погибнуть на новой войне, погибнуть безвозвратно. Путь, избранный Уордом для избавления от этой тревоги, был столь же практичным, как и тот, к которому он прибегнул тридцать лет назад. Он решил, что одного тела просто недостаточно, чтобы гарантировать его выживание. Это не означает, что он намеревался создать еще одного Майкрофта Уорда. Еще один Майкрофт Уорд не стал бы решением его задачи, это была бы просто дивергенция — два человека, растущие из одного корня. Нет, его великий план состоял вот в чем: существовать будет только один Майкрофт Уорд, единое «я», обитающее в двух телах.

На протяжении первой половины 20-х годов Уорд значительно модифицировал оригинальную модель записи личности. Он ввел новые системы и методики для очистки личностных данных, разработал тесты, чтобы улавливать вновь приобретенные знания, и создал первостепенной важности процедуру, позволяющую собирать информацию из двух сознаний, стандартизировать ее с минимальными потерями, а затем передавать обратно, перенастраивая оба сознания в единую унифицированную личность.

Кроме того, Уорд внес изменения в свой новый личностный рекордер для чувства самосохранения. И это было тем самым единственным поступком, настолько обоснованным, насколько это могло представляться ему после кровавой катастрофы Первой мировой войны, которым Уорд обрек самого себя проклятию и отбросил длинную черную тень на наше будущее.

Зимой 1927 года имело место «второе соглашение». Уорд и его безымянный партнер подвергли себя воздействию новой процедуры, и двумя неделями позже Майкрофт Уорд стал первой единой сущностью, когда-либо существовавшей в двух телах.

Новая система не была так сложна или мистична, как можно вообразить, исходя из ее последствий. По шесть дней в неделю оба Уорда занимались своими обычными делами, но на седьмой, в субботу, подвергались процессу стандартизации: информация, накопленная каждым из них за неделю, сравнивалась, унифицировалась, а затем, объединенная, передавалась обратно в головы обоих. Каждую неделю этот процесс занимал от двенадцати до шестнадцати часов, но Уорд отнюдь не терял этого времени. Существование в виде единой личности в двух телах (хотя и несовершенное) давало дополнительную, крайне необычную выгоду, о которой он прежде даже не думал, ибо для этого нового «двойного» Уорда каждые сутки длились сорок восемь часов, каждая неделя — даже при том, что суббота полностью отдавалась стандартизации, — состояла из четырнадцати дней, а каждый год равнялся двум. Изменилось нечто фундаментальное в отношениях Майкрофта Уорда со временем.