Дневники и письма комсомольцев

Вчерашний день нам кажется случайным,
 А счастье принесет совсем другой…

Недавно я об этом подумала. И глупая мысль, совсем парадокс, пришла мне в голову: ведь сейчас война, кругом столько ужаса и крови, а у меня, наверное, сейчас самое счастливое время в жизни. Во всяком случае, жизнь в полку будет для меня самым светлым воспоминанием, так мне кажется. И вот у меня двойная жизнь: в мыслях о будущем мне все рисуется туманно, но очень светло. Ведь главное — кончится война. А между тем я чувствую, кроме мрачной, замечательную сторону настоящей жизни. Одно меня угнетает: я плохой штурман. И как-то по-глупому плохой: ведь я могу не делать всех тех ошибок, которые я делаю. Знаю, что могу, потому что в полетах с другими летчиками я их и не делаю, а лечу с Диной — обязательно что-нибудь не так. Летчица моя меня любит. Я только в одном сомневаюсь: проклинает она тот час и минуту, когда меня к ней назначили в экипаж, или ругает их… Скорее первое, потому что она уже давно не ругается. Но делает она это не вслух, а про себя, мне же от этого ничуть не легче… Много неописанных событий случилось за это время. Приведу их чуть-чуть в порядок. Поздний вечер 11 сентября. Я сижу на машине у Лоры, она объясняет мне управление. Приходит Амосова и говорит: «Передайте привет лейтенанту Никулиной». Я тогда не обратила внимания на эту Странность. Я еще не успела уснуть у себя в кабине, слышу, Женя, дежурившая по старту, кричит своим громким голосом: «Весь состав на КП!» Наша машина стояла далеко, я тоже закричала, вылезая из кабины: «Все на КП!» — «Старшина Руднева, ко мне!» Сразу вспомнила Энгельс, все-все и, подбегая, отрапортовала Жене: «Старшина Руднева по вашему приказанию явилась». — «Товарищ старшина, поздравляю вас с присвоением звания младшего лейтенанта!»

17-го было вручение орденов. Этот день я надолго запомню. Наш невзрачный клубик убрали цветами и коврами, батальонный комиссар еще раз показала, как всходить по ступенькам и не запнуться о порожек, как поворачиваться и говорить: «Служу Советскому Союзу». Вместе с нами получали ордена и братцы. Потом был обед в нашей детской столовой, но, кажется, на нормальных стульях. Перед обедом подали водку. Никак нельзя было не выпить. И вот я отлила половину стакана сидящему рядом со мной штурману-братику, и мы с ним выпили за процветание штурманского дела. Вчера мне летчик, который сидел слева от меня на том обеде, сказал, что этот штурман погиб. Так что процветание штурманского дела не состоялось. А потом у Дины болела рука — со мной ведь трудно летать! — и она летала с Раей. Опять зависла сотка, на этот раз пострадал лонжерон, и одну ночь мы совсем не летали. А потом я перелетала со всеми летчиками полка (всем могу теперь дать оценку, со своей точки зрения, конечно), раз была дежурной по старту, так что теперь дело выпуска самолетов мною освоено.

У меня настроение было так себе: на земле скверное, в воздухе — отличное, потому что летали мы в сентябре особенно много, у меня 103 полета за месяц.

6-го было торжественное заседание, а 7-го утром на построение к нам прибыли генерал-майоры Вершинин и Науменко. Вершинина мы уже слышали однажды на партийном собрании. Он сказал тогда, что мы самые красивые девушки, потому что красота сейчас заключается не в накрашенных ресницах и губах, а в том большом деле, которое мы делаем.

Пока не летали, занималась теорией. «Преподаватели» штурманского дела — летчик Лора, бомбометания — штурман я (недавно бриг, комиссар устроил мне экзамен на старте в присутствии Негаматулина). Замечательная, между прочим, у нас эскадрилья. Не то что ворчунья первая! Особенно штурманы хороши. Под руководством нового парторга мы было организовали философский кружок, но она заболела, и занятия так и не состоялись. Зато я сама почитала что хотела. Я за три дня получила поздравления от родных и друзей. Чудаки, они думают, что я делаю что-нибудь особенное…

28 ноября. Мы в санатории. Компания подобралась хорошая: Соня, Вера с Машей и мы трое. Первый день долго собирались, все устраивались, так что в полном составе были только к вечеру. Перед ужином «разгоняли» аппетит: под звуки «Калинки» Вера с Диной носились по столовой и кричали: «Асса!», а Маша гонялась за ними со свечкой. Даже доктор заглянул в дверь: «Вы что, в «кошки-мышки» играете?» За ужином так хохотали, что я несколько раз выходила из-за стола, чтобы успокоиться и прожевать. На другой день разработали программу концерта и повесили афишу.