Дневники и записные книжки (1909)

Оч[ень] приятно играл вчера Троян[овский]. Были Черт[ков] и Голд[енвейзеры]. Здоровье всё плохо. Нынче ничего не делал: чуть-чуть поправил Ед[иную] З[аповедь] и статью о Джор[дже]. Приехал сын Дж[орджа] с фотогр[афом]. Приятный. Всё не могу приучить себя к молитвенному состоянию, входя в общение с людьми. Записать молитву Соничке.

1) Утренняя молитва. Верю, что Бог живет во мне и в каждом человеке, и потому хочу любить и почитать его в себе и в других и для этого не делать ничего противного Ему. Никого не обижать, не бранить, не осуждать, всем уступать, всем делать то, что себе хочешь, всех любить.

Вечерняя молитва: Верю в то, что Бог во мне и во всех людях, и потому хочу ничего не делать противного Ему, а вот сделал то-то и то-то. Подумаю, от чего я сделал это и как сделал, чтобы опять не сделать того же?

6 и 7 И.

Вчера написал письма довольно серьезные, особенно одно о Геккеле и самоубийстве. Кажется, немного Е[диную] З[аповедь]. Опять вечером играл Трояновский. Нынче встал немного бодрее. Оч[ень] много работал над Е[диной] З[аповедью] с большим напряжением. Послал телеграмму Тане, ч[то] едем с Со(фьей] А[ндреевной] завтра. Записать:

1) Познание Бога мож[ет] б[ыть] троякое: а) верою, б) разумом и в) любовью. Можно поверить, что Бог есть то, что мне сказали про Него. Можно рассуждением притти к признанию Начала всего, к существованию чего-либо вневременного и внепространственного, не разрушаемого, необходимости признания либо конечности, либо бесконечности, включающих в себя признак нереальности. Не так выражаюсь, хочу сказать, ч[то] всё то, что телесно и занимает ограниченное пространство в пространстве бесконечном и происходит во времени бесконечном в обе стороны, всё это не действительно есть. Есть то, что есть вне времени и пространства. А так сущее есть только то, ч[то] мы называем Богом. Можно притти к признанию существования Бога сознанием в себе этого внепростр[анственного] и вневрем[енного], это познание Его единством с Ним, выражаемым любовью.

2) Чувствую себя оч[ень] глупым, но зато и — смело скажу — хорошим. Так естественно, страстно, от всей души говорю, думаю, чувствую одно то, чтоб делать то, ч[то] Ему угодно, суметь быть Его органом. Всё глупо, бессмысленно, но на душе тепло, радостно, хорошо. Иду обедать.

Не помню, чтобы б[ыло] что-нибудь стоющего записи. Здоровье всё нехорошо-желудок, и тяжелое настроение. Но держусь.

8 Июня. [Кочеты.]

Встал рано и поехал. Путешествие хорошо. Беседа с предводителем Мценск[им] — православным, консерватором, непромокаемым. Милая Таня и Миша и least not last [последняя в списке, но не последняя по значению] мал[енькая] Тан[ечка]. Особенно живо чувствовал безумную безнравственность роскоши властвующих и богатых и нищету и задавленность бедных. Почти физически страдаю от сознания участия в этом безумии и зле. Здесь же меня поместили в безумную роскошь и привезли сам четверт: доктор, секретарь, прислуга. И, на беду 9 Июня весь Кр[уг] Чт[ения] на эту тему. Научи меня Ты, что мне делать.

Да, забыл. 7-го б[ыло] то, ч[то] Гаврилов, пришедший из Москвы, решил не доходить до тех пределов опрощения, нищеты, до к[оторых] он дошел.

9 Июн.

Всё то же состояние телесное, но душевное оч[ень] хорошее. Нынче чуть-чуть поправил о любви. Становится сносно. И из кратких молитв составил три, к[отор]ые постараюсь заучить. Буду пользоваться ими. Постыдное чувство испытал: досаду, что по дороге меня не узнают. Как пропиталась вся моя душа мерзким тщеславием. Записать:

1) В первый раз вчера испытал очень радостное чувство полной преданности воле Его, полного равнодушия к тому, что будет со мною, отсутствия всякого желания, кроме одного: делать то, чего Он хочет (я сейчас испытываю это). Я и прежде, давно уже познал это, как истину, открытую мне разумом, но только теперь испытал это как чувство — чувство обращения к Нему и желания получения указани[я] от Него: что же делать? — Привык к молитве и к ожиданию ответа на человеческие речи. Но это самообман. Ответ есть в душе. Благодарю Тебя. Как хорошо! Чую ответ, и так радостно, что выступают слезы.

2) Это по случаю сопревшего яблока, вообще всякого семени. Не знаю, сумею ли выразить. Мысль вот в чем: Тело мое разрушается. Также разрушается тело сопревшего яблока. Яблоко, оболочка семени сопревает, остается семя, производящее другие яблони — яблоки. Еще яснее это на семенах, как злак, не имеющ[их] оболочки. Неужели назначение яблока только воспроизведение себе подобных? Неужели таково же и назначение человека? Но в яблоке уже есть то, что кроме семени воспроизводящего есть еще оболочка, имеющая назначение. Очевидно, и в человеке должно быть, кроме воспроизведения, еще другое назначение. И мало того, ч[то] есть другое назначение, и есть самое истинное, главное назначение; воспроизведение же — самое ничтожное даже не назначение, п[отому] ч[то] повторение одного и того же не имеет смысла. В чем же это назначение?

Не хочется писать и думать. И не буду.

10 Ин.