Дневники импрессионистов

Распад группы импрессионистов, который Арман Сильвестр уже предчувствовал, официально констатирован в одной из статей Золя. Он одобряет решение Ренуара вернуться в Салон, заявляет, что Моне было бы лучше не порывать с Салоном, и склоняется к мысли, что раскол пошел на пользу одному лишь Дега. «Их группа, думается нам, отжила свое». Импрессионисты оказали значительное воздействие на искусство, благодаря «более точным поискам источников и эффектов света, что повлияло как на рисунок, так и на цвет». Все это хорошо сказано и глубоко прочувствовано. Золя противопоставляет слепоте и необъективности газет безупречную добросовестность импрессионистов: «Странные, однако, шутники эти мученики, страдающие за свои убеждения!» Однако ограниченность критической концепции Золя дает себя знать и здесь: его тянет к законченности, к композиции, к большим фрескам. «Все несчастье в том, что ни один художник этой группы не воплотил с достаточной мощью и законченностью ту новую формулу, элементы которой ощущаются во всех их работах. Эта формула существует, но в бесконечно раздробленном виде. Ни в одном произведении ни один из этих художников не сумел применить ее как подлинный мастер». Золя полагал, что это его замечание отражает банкротство импрессионизма; на самом же деле оно выражало несостоятельность его критики. Эдмон Ренуар, как мы видели, подошел к вопросу гораздо глубже. Действительно, в творчестве импрессионистов «мастерство» уступило первенство «творческому началу». Определение «подлинный мастер» в том смысле, в каком его понимал Золя, неприложимо к импрессионистам, потому что оно основано на принципах, которые были им чужды и вообще уже перестали отвечать требованиям искусства. В 1866 г. Золя, к счастью для себя, делал упор на индивидуальность художника; в 1880 г. он снова выдвигает на первый план чисто профессиональное умение. Это представление о профессиональном умении как о мастерстве, к сожалению, как раз и помешало критикам понять импрессионизм, а его создателям сохранить верность своим принципам.

В этом и заключалась трагедия художников 1880-х гг.: импрессионисты победили критику, сперва поносившую, а теперь признавшую их; они прорвались в Салон и видоизменили его, но изменились и сами, приняв некоторые принципы, которые навязывал им вульгарный вкус публики. Кое-кто из них был гениален, остальные талантливы; все без исключения сумели выйти из тупика и создать удачные произведения. Но к 1880 г. отжила свое не только группа импрессионистов, но и сам импрессионизм. Он завоевал мир и этим погубил себя, хотя мир только в 1910 г. понял, что импрессионизм вот уже тридцать лет как мертв.

Распад группы импрессионистов (1881–1883 гг.)

В 1880 г., благодаря помощи Федера, директора «L’Union Générale», Поль Дюран-Рюэль получил наконец возможность снова встать на ноги. Все письма Ренуара, Моне и Писсарро к Дюран-Рюэлю написаны после 1881 г., за исключением одного письма Моне, датированного 1876 г. И это не удивительно: именно в 1881 г. Дюран-Рюэль возобновляет регулярную покупку их картин. Что касается Сислея, то его вещи Дюран-Рюэль вновь начинает покупать еще за год до этого.

Ренуар много путешествует. Его бережливость наглядно подтверждается: он может позволить себе такую роскошь, как отказ от денег, предложенных ему Дюран-Рюэлем. В феврале он закончил портрет двух маленьких дочерей Каэна д’Анвер (коллекция Бернгейма-младшего). Он устал и уезжает из Парижа, поручив Эфрусси заняться отправкой его картин в Салон. 4 марта он уже в Алжире. Затем он решает поехать к Дюре, пребывающему в Англии, но 18 апреля, вернувшись в Париж, он находит там слишком много цветов и женщин, которых ему хочется написать, и остается дома. В первый раз на картине Ренуара — мы имеем в виду «Завтрак гребцов» (Вашингтон) — появляется Алина Шариго, его будущая жена. В Париже он знакомится с Уистлером. Июль он проводит в Варжемоне у Бераров. Осенью он отправляется в Италию: мы видим его в Венеции, где он пишет местные достопримечательности, в Риме, где он любуется Рафаэлем; к концу ноября он оказывается в Неаполе и Сорренто, в декабре — на Капри. В январе 1882 г. он добирается до Палермо, где пишет портрет Рихарда Вагнера. 17 января он снова в Неаполе, а 23-го — в Марселе.

Он доволен, он «в форме». Из Алжира он пишет Дюран-Рюэлю, объясняя, почему он связывается с Салоном. Если не считать Салона, на весь Париж есть только пятнадцать любителей, приобретающих картины. Его картины, которые он создавал со всей добросовестностью, не жертвуя при этом своими идеями ради «идиотского тщеславия», не станут хуже от того, что их покажут в Салоне. Он просит Дюран-Рюэля заступиться за него перед друзьями: он ведь посылает свои вещи в Салон исключительно в «коммерческих» целях.