Дневники казачьих офицеров

По прибытии сотни на бивак весь отряд по случаю дождей я перевел в покинутое жителями селение Лысогорка (жители — иногородние, присоединившиеся в 1918 году к большевикам, а при очищении Кубани от красных в 1919-м ушли с ними). В этот же день, 2 июля, ко мне прибыл хорунжий Маслюк[68] и офицер для связи с войсковым старшиной Князевым. Хорунжий Маслюк прибыл с несколькими бойцами из состава передавшихся казаков советского конного полка на нашу сторону (240 человек).

Дело было так. В станице Исправной стоял 2-й советский конный полк отдельной бригады 34-й пехотной дивизии. Состоял он исключительно из казаков, сдавшихся на Черноморском побережье, и управлялся 40–45 коммунистами. Этот полк имел задачу: разведка в горных станицах и лесах и вылавливание зеленых. Казаки полка имели связь с зелеными казаками, одиночным порядком убегали в лес, а уже при мне из сдавшегося разъезда был послан урядник, с целью уговорить полк перейти к нам.

На положении рядовых в полку было и несколько белых офицеров (хорунжий в их числе), которые, узнав, что я уже начал восстание, условились с казаками о сдаче. Ночью, перебив нескольких коммунистов, в том числе политкома, забрали четыре пулемета и присоединились к войсковому старшине Князеву, как находящемуся ближе к ним.

Этой изменой большевикам был нанесен удар, и они начинают усиливать террор в отношении казаков. Зеленых же этот переход подбодрил. Через офицера связи был выслан Князеву приказ о подчинении мне и переименовании отряда во 2-й Лабинский полк, с назначением его командиром полка.

По устройстве на Лысогорке было созвано общее офицерское собрание. На нем я ознакомил всех с моими взглядами на приемы борьбы с большевиками, на вопросы пьянства, грабежа населения, насилия и что успеху в борьбе и агитации среди населения может помочь лишь присутствие в наших частях и у офицеров полного согласия с таковыми взглядами. Было написано постановление, которое подписали все офицеры, а потом и каждый офицер, вновь прибывающий, расписывался на постановлении.

В нем перечислялись преступления, за которые офицер подвергался смертной казни. Преступления эти следующие: побег с позиции, побег из отряда, неподчинение приказам, грабеж, пьянство, насилие и оскорбление религии. Затем на втором собрании я предложил казакам самим выработать для себя меры наказания, ознакомив их с содержанием постановления офицеров.

Мое предложение было встречено криками «ура!», казаки постановили:

• казнь за все перечисленные преступления, кроме пьянства;

• за пьянство — в первый раз 25 плетей, в другой 75 плетей, а в третий — смертная казнь.

Местное население с обоими постановлениями было ознакомлено (нарочно). Приказом же было отдано запрещение выделки араки, прекращения грабежей, насилий и мести, помощи большевикам, какая бы она ни была. Виновные из населения в неисполнении постановлений были наказаны, а несколько расстреляны (позднее). Части переродились и походили на воинские части мирного времени, а местное население пошло мне навстречу, и в станицах, которые занимал впоследствии, прекратилось пьянство, самодельная выделка водки, а грабежи, воровство и насилие совершенно исчезли.

3 июля от разъезда, высланного на Красногорскую, получено донесение, что станица занята пешими и конницей красных (два полка), прибывшими из Баталпашинска, и что передовые части их выдвинулись в направление на Кардоникскую и сбили наш ночной разъезд. К ночи этого же дня разъезд усиливается, и ему дается приказание: в случае движения противника отходить через Кардоникскую по дороге на Лысогорку; закрепляясь на каждом рубеже, заставить противника развернуться и через час прислать донесение на мое имя.

Ночь прошла тревожно, надо было решить — принять бой или нет. Вступив в открытый бой с красными, надо было разбить их во что бы то ни стало, так как это будет первый бой, а победа красных сулила бы мне полный провал начатого святого дела. Решаюсь принять бой и вырабатываю план действий.

На рассвете получаю донесение, что красные перешли в наступление и гонят мою передовую полусотню. Трогаясь в путь по хребту на Кардоникскую, успеваю вовремя. Красные с хребта разделились на две группы: первая небольшая, приблизительно около полутора эскадронов, преследует по хребту несколько казаков, оторвавшихся от полусотни, а вторая большая, около 800 человек, преследуя мою полусотню, заняла станицу. Из станицы бегут в разные стороны казаки, и партия их (от 30 до 40 человек), верхом отстреливаясь, направляется через реку Хасаут к хребту у реки Маруха. Их преследует эскадрон красных, а главная масса бросается за моей полусотней.

Через час после прибытия моих конных частей мокрые от пота прибежали пластуны, с которыми я редкой цепью занимаю позицию у хребта, передав им все четыре пулемета. Конные части выстраиваю развернутым фронтом с резервом в полусотню в изгибе дороги и даю по одному взводу на фланги позиции.