— Если бы это было так просто, то все бы поступали в хорошие университеты, — говорит Питер, выступая перед маленькой группой детей, которые толпятся около дивана. Питер только что узнал, что его досрочно приняли в Гарвард. — Биоинженерия — это надежда будущего, — продолжает он, когда я хожу вокруг в поисках Мэгги. Я нахожу ее сидящей в углу вместе с Мышью. Мышь выглядит так, словно ее здесь держат в заложниках.
— Честно, Мэгги, — говорит она. — Питеру так повезло. Мы же всегда радуемся, когда кто-нибудь из Каслбери поступает в Гарвард.
— Это не имеет к нам никакого отношения, — считает Мэгги.
Не могу поверить, что Питера приняли в Гарвард, — говорит Лали, останавливаясь по пути на кухню. — Разве это не прекрасно?
— Нет, — отрезает Мэгги.
Все очень рады за Питера — все, похоже, кроме Мэгги. Я могу понять охватившее ее отчаяние. Мэгги — одна из миллиона подростков, которые не имеют представления, что дальше делать со своей жизнью, как Себастьян или как Лали. А когда близкий тебе человек точно знает, что его ждет в будущем, то ты начинаешь еще сильнее переживать из-за своей нерешительности.
— Гарвард всего в полутора часах езды, — успокаивающе говорю я, пытаясь отвлечь Мэгги от того, что ее на самом деле беспокоит.
— Не важно, насколько он близко или далеко, — печально говорит она. — Гарвард — это не просто какой-то старый колледж. Если ты идешь в Гарвард, то становишься одним из тех, кто закончил Гарвард, и до конца твоих дней люди будут говорить о тебе: «Он учился в Гарварде»…
Может, это потому, что я никогда не поступлю в Гарвард и завидую, но я ненавижу все эти аристократические разговоры. Человек не должен определяться тем, какой институт он закончил. Хотя, похоже, в жизни все иначе.
— И если Питер потом всегда будет парнем, который «учился в Гарварде», — продолжает Мэгги, — то я всегда буду девушкой, которая нигде не училась.
Мы с Мышью обмениваемся взглядами.
— Если ты не против, я сбегаю за пивом, — говорит мне Мышь.
— Вот Мышь собирается в Йель, — говорит Мэгги, провожая Мышь взглядом. — Она будет девушкой, которая «училась в Йеле». Иногда я думаю, что Мышь и Питер должны встречаться. Они бы идеально подошли друг другу. — В ее голосе слышится неожиданная обида.
— У Мыши есть парень, — мягко говорю я. — Припоминаешь?
— Точно, — вспоминает она. — Но мы его никогда не видели.
Она отмахивается от меня, у нее нарушена координация, и я понимаю, что она пьяна.
— Давай прогуляемся.
— На улице холодно, — протестует Мэгги.
— В самый раз для нас.
Выходя на улицу, мы проходим мимо Себастьяна и Лали: Лали привлекла его к работе — доставать мини хот-доги из духовки и класть их на тарелку.
— Мы скоро будем! — кричу им я.
— Хорошо. — Лали едва смотрит в нашу сторону. Она что-то говорит Себастьяну, и он смеется. На какую-то секунду я чувствую себя неспокойно. Затем я пытаюсь увидеть и светлую сторону происходящего: по крайней мере, мой парень и моя лучшая подруга неплохо ладят друг с другом.
Когда мы выходим, Мэгги хватает меня за руки и шепчет:
— Как далеко ты можешь зайти, чтобы получить то, что ты хочешь?
— Что? — спрашиваю я. На улице холодно, наше дыхание превращается и пар, который напоминает мне летние облака.
— Что, если тебе очень сильно чего-то хочется, но ты не знаешь, как это получить, или знаешь, но ты не уверена, что так стоит поступать. Как далеко ты зайдешь?
Сначала мне кажется, что она говорит о Лали и Себастьяне, но затем я понимаю, что речь о Питере.
— Давай пойдем в коровник, — предлагаю я. — Там теплее.
В старом коровнике за домом Кэндеси держат несколько коров, больше для антуража, чем с практичной целью. Наверху есть чердак, где хранится сено, мы с Лали сотни раз туда залезали, чтобы поделиться секретами. На чердаке тепло и вкусно пахнет. Я залезаю на стог сена.
— Мэгги, что происходит? — спрашиваю я, задумываясь, сколько раз за последние три месяца я задавала ей этот вопрос. Похоже, я начинаю повторяться. Она достает пачку сигарет.
— Здесь нельзя курить, — говорю я, — иначе мы все спалим.
— Тогда давай отсюда выбираться.
— На улице холодно. И ты не можешь курить каждый раз, когда тебе плохо, Мэгз. Ты становишься зависимой.
— И что? — зло смотрит на меня Мэгги.
— Что ты имела в виду, когда спрашивала, как далеко тебе стоит зайти? — спрашиваю я. — Не думаешь же ты… о!.. ты принимаешь противозачаточные?
— Конечно. — Она смотрит в сторону. — Когда вспоминаю о них.
— Мэгз. — Я пододвигаюсь к ней поближе. — Ты сошла с ума?
— Нет, не думаю.
Я откидываюсь назад в сено, собирая воедино все, что я знаю. Я смотрю в полоток, который природа украсила паутиной. Природа и инстинкт против нравственности и логики. Вот как мой отец поставил бы вопрос.
— Мэгз, — начинаю я. — Я знаю, что ты переживаешь, что можешь потерять его. Но то, о чем ты думаешь, это не способ удержать его.
— Почему нет? — упрямо спрашивает она.
— Потому что это неправильно. Ты же не хочешь стать девушкой, которая заставит парня остаться с ней только потому, что она беременна.
— Женщины все время так поступают.
— Но это не означает, что так нужно делать.