Дневники Кэрри

— О да! — говорит Мышь. — Он будет учиться в Йеле, как и я.

Она улыбается и возвращается к учебнику по математическому анализу, как будто тема нашего разговора исчерпана.

— Эммм.

Я складываю на столе руки. Хотя, наверное, все это не лишено здравого смысла: Мышь такая организованная, неудивительно, что она начала постигать романтическую сторону жизни, встречаться с парнем и заниматься сексом к тому времени, как ей исполнилось восемнадцать.

Тогда как мне просто нечего было постигать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Двойные проблемы

— Я не знаю, как смогу закончить этот год. — Мэгги достает пачку сигарет, которую она стянула у матери, и чиркает зажигалкой.

— Угу, — отвечаю я, но мои мысли витают где-то далеко. Я до сих пор не могу прийти в себя от новости, что Мышь занимается сексом. Что, если все уже занимаются сексом?

Чушь какая-то. Я рассеянно беру номер «Мускатного ореха» и читаю прямо-таки кричащий заголовок: «В кафетерии появился йогурт». Я закатываю глаза в шоке от того, что печатают в этой газете, и побыстрее откладываю ее в сторону. Мне кажется, что за исключением той горстки людей, которые выпускают «Мускатный орех», других читателей у него быть не может. Хотя кто-то же оставил его на старом столике в помещении бывшего коровника, который находится рядом со школой. Этот стол стоит здесь уже целую вечность. Он весь исцарапан инициалами влюбленных, годами выпусков и общими мнениями, о старшей школе Каслбери, которые сводятся к тому, что это полный отстой. Учителя никогда сюда не заходят, поэтому это место стало неофициальной зоной для курения.

— По крайней мере, в этом году у нас будет йогурт, — говорю я, даже не задумываясь над разговором. Что, если я никогда не буду заниматься сексом? Что, если я погибну в автокатастрофе еще до того, как у меня появится шанс переспать с кем-нибудь?

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Мэгги.

Итак, мне кажется, я догадываюсь, о чем после моей дурацкой фразы о йогуртах пойдет речь — о проблеме стройности. Мэгги скажет, что она думает, что она толстая, я отвечу, что, на мой взгляд, у меня фигура, как у парня. Мэгги помечтает о том, чтобы ей быть такой же, как я, а я — о том, чтобы стать похожей на нее. И этот разговор будет совершенно бессмысленным, потому что все равно ничего не изменится. Наши фигуры останутся прежними, а мы только будем корить себя за то, что не можем ничего изменить. Как и решение Нью Скул отказать мне в участии в семинаре.

Что, если есть парни, которые хотели бы заняться со мной сексом, а я просто слишком сильно этого боюсь и поэтому не обращаю на них внимания?

Как я и ожидала, Мэгги спрашивает:

— Я выгляжу толстой? Я ведь просто жирдяйка! Я чувствую, что это так.

— Мэгги, ты не толстая. — Мальчики истекают слюной по Мэгги с тех пор, как ей исполнилось тринадцать, но этот факт она, похоже, предпочитает игнорировать. Я осматриваюсь вокруг и в темноте, в дальнем конце коровника, вижу свет от горящей сигареты. — Здесь кто-то есть, — шепчу я.

— Кто? — Мэгги оборачивается как раз в тот момент, как из тени выходит Питер Арнольд.

Питер — второй самый умный мальчик в нашем классе и своего рода сопляк. Он был круглолицым: коротышкой с бледной кожей, но за лето с ним что-то произошло. Он подрос. И вероятно начал курить.

Питер — хороший друг Мыши, но я его практически не знаю. Когда дело касается дружбы, то мы все похожи на маленькие планеты с нашими собственными солнечными системами друзей. В моей системе есть Мышь, но нет Питера, зато он есть в системе Мыши. Если верить законам, то солнечные системы редко пересекаются, но иногда это происходит.

— Вы не против, если я присоединюсь? — спрашивает он.

— На самом деле против. У нас тут женский разговор.

Не знаю, почему я так веду себя с парнями, особенно с такими заучками, как Питер. Мне кажется, это одна из моих дурных привычек. Она даже хуже, чем курение. Но я не хочу, чтобы этот Питер портил наш разговор.

— Да нет, мы совсем не против. — Мэгги пинает меня под столом.

— Между прочим, я не думаю, что ты толстая, — говорит Питер.

Я ухмыляюсь, пытаясь перехватить взгляд Мэгги, но она смотрит, ну, конечно, на Питера. Мне ничего не остается, как тоже обратить внимание на него. У него отрасли волосы, и он избавился от большинства прыщей, но это не все: что-то еще в нем изменилось. Он стал… уверенным в себе. Черт побери, сначала Мышь, теперь Питер. Неужели все будут меняться в этом году?

Мэгги и Питер продолжают игнорировать меня, поэтому я поднимаю газету и притворяюсь, что читаю ее. Это привлекает внимание Питера.

— Что ты думаешь о «Мускатном орехе»? — спрашивает он.

— Полная чушь, — отвечаю я.

— Спасибо, — говорит он. — Я редактор.

Просто замечательно. Я сделала это снова.

— Если ты такая умная, то почему бы тебе не попробовать писать для газеты? — спрашивает Питер. — Я имею в виду, разве ты не говорила всем, что хочешь стать писателем? Что ты уже написала?