Дневники матери

Я пытаюсь найти хоть что-то, что могло бы дать мне ощущение мира, и не нахожу ничего.

Ни ведение дневника, ни рисование, ни природа. Я все время чувствую приближение катастрофы. Я все еще плачу о Дилане и ненавижу себя за то, что он сделал. Его вид на этих видеозаписях отпечатался у меня в голове. Я чувствую, как будто вся его жизнь и смерть не разгаданы, и я не могу оплакать их и расставить все по своим местам. Все, что, как я думаю, может дать мне успокоение, оказывается обоюдоострым мечом.

Запись в дневнике, август 2003 года

Через четыре года после Колумбайн была назначена дата снятия показаний под присягой. В конце концов, безымянная угроза, висевшая над нами четыре горестных года, превратилась в дату на календаре.

Наши адвокаты объяснили, что в результате этой процедуры данные во внесудебном порядке показания становятся удостоверенными в своей подлинности, и истцы могут использовать ее, чтобы собрать информацию для своих исков, если эти иски перерастут в судебный процесс. Каждый из нас — я, Том и Харрисы — должны были провести целый день, отвечая на вопросы перед сплоченной группой родителей, потерявших своих детей. Мы будем сидеть лицом к лицу с горюющими родителями, детей которых убили Дилан и Эрик. Я буду видеть скорбь в их глазах и знать, что мой сын ответственен за эту скорбь. Эта мысль наполняла меня ужасом.

Я уже приготовилась к финансовому краху. Средства массовой информации изображали нас богатеями, отчасти из-за того, что мой дедушка был успешным бизнесменом. Но он оставил все свое имущество благотворительному фонду, а наш дом, который со снимков с воздуха, появившихся на телевидении, выглядел как огромное строение, постоянно нуждался в ремонте. Поэтому нам предстояло потерять свой дом и объявить себя банкротами. Что это было по сравнению с тем, что нам уже пришлось пережить?

Снятие показаний под присягой было трудным, но когда оно прошло, какие бы ни были последствия, по крайней мере, все осталось позади.

Всю дорогу на работу я проплакала из-за сна. В нем Дилан был ребенком, размером примерно с куклу. Я пыталась уложить его спать, но нигде не могла найти безопасное место. Я была в общежитии и нашла комнату с ящиками, вроде как в морге или в склепе. Все женщины в комнате положили туда своих детей. Я не позаботилась о том, чтобы написать на ящике имя сына, поэтому теперь его некуда было положить.

Он устал и нуждался в отдыхе, но я не обеспечила ему безопасное место.

Запись в дневнике, апрель 2003 года

Нас и так постоянно обвиняли, но показания под присягой должны были стать окончательным вердиктом нашей компетентности как родителей. В конечном счете наша судьба окажется в руках людей, которые не знали нашего сына и не общались с нашей семьей. Мне не требовалось ничье мнение со стороны, чтобы заставить себя чувствовать, что я подвела Дилана. Каждый день я перечисляла сотни вещей, которые хотела бы сделать по-другому.

Все выглядело так, как будто на нас возложат ответственность за происшедшее. В «Подвальных лентах» Эрик и Дилан открыто говорили об убийствах и самоубийстве, разложив вокруг себя, как игрушки, оружие. В одном отрывке мы с Томом узнали комнату Дилана, то есть оружие было в нашем доме как минимум одну ночь. Ярость нашего сына, продемонстрированная в записях, заставляла всю семью выглядеть виноватой. Что можно было сказать, чтобы доказать, что он тщательно скрывал свои жестокие намерения? Хотя это было чистой правдой, я не понимала, как кто-то мог в нее поверить. Я и сама-то с трудом верила.