Дневники мотоциклиста. Часть Первая

Начало следующей, стопроцентно алеманской фазы нашего путешествия прошло под знаком сытого и тупого ничегонеделанья. Такой вид отдыха претит моему неуёмному характеру. Но ведь это часть общего утверждённого Плана! И потом акклиматизация, фантомы которой ещё давали о себе знать спонтанным зависанием в астрале и вялым либидо. Для устранения последних и задуман алеманский заказник «Сол Палмерас» (Солнце-Пальмы) – целых четыре звезды ленивых удовольствий у самой кромки Океана, четыре звезды так и не показавшегося за трое суток солнца и варадерских пальм.

Номер в отеле, признаться, похуже, чем в Хилтоне. Но за 60 баксов к нему «включено всё»: территория, белый песок, Океан, жрачка до упада и выпивка до полной зюзьки. Даже голографические «наручники», несъёмные. А мы их и не снимали до самых последних дней странствий. Чтобы учёным френдам было легче отслеживать миграцию окольцованных залётных алеманов.

И снова, как и в алеманском Хилтоне, еда как из Рога изобилия: из всех роговых щелей. И вновь древние греки и Мандельштам. И бары с выпивкой на каждом квадратном сантиметре охраняемой территории. От непривычно обильной для моего худосочного организма еды и выпивки организм периодически сбоил и просил уединения по три раза на дню.

Среди праздно шатающегося алеманского контингента много русских дядек:

– Как давно здесь? Где были?

– Четыре дня пьём. И вы вливайтесь. Да, вот ещё: на крокодилов съездите посмотреть.

(Павлины, говоришь? Кх-хе!)[149]

Стали вливаться. Карту напитков проработали лишь на треть, пополнив список миксов такими названиями как «Куба Либрэ», «Куба Вердэ»; и «Пина-колада» [150]. Особенно хорош последний в баре у актового зала. Ещё был какой-то «купорос», имени которого не сохранил. Среди барменов Луиса обнаружено не было, что впоследствии подтвердилось: жульё неимоверное. Смотрят как на врага, а сами, меж тем, подсыпают в бокалы какое-то лошадиное пойло. Прощелыги кубинские, одним словом, тучными алеманами вскормленные!

Совершили штатный заход в воды мирового океана. Погода пасмурная, волна: едва успев произвести ритуальное омовение конечностей, мы были выброшены на берег стихией. Френды и тут обложили: пока падры вялились на лежаках, принимая тучевые ванны, я решил осмотреть ближайшие метры береговой линии. Едва успел выйти за пределы видимости секьюрити, как на меня из кустов, как из табакерки выпрыгнул очередной чорт (через «о»). И за старое: «Дядя на сигарной фабрике. А я бедный-несчастный. Вот, смотри, козырёк у кепки сломан…» – и прочий кубинский баян [151]. Куба – одна большая «Республика ШКИД». А мы в ней – Викниксоры Ё [152].

Зашли в «Берёзку» при отеле. Я увидел там прекрасную футболку, «Четыре стадии рома» называется: нарисовано три рюмки и подпись, типа «вот, пацаны, начинает отпускать». Ниже четыре рюмки и: «ты сатри, какие вокруг прекрасные чики». В самом низу семь или восемь рюмок и: «я – человек-невидимка». Прикольно, беру! Но отцы отговорили, хоть и не без труда. Мол, мы эти футболки на пальмах вертели, мы таких футболок ещё столько увидим, ещё и круче, и в два раза дешевле. А тут развод алеманский. В подтверждение сказанного, раскурили «Гвантанамеру» мира, купленную тут же за пару куков. Пацаны! А жизнь-то налаживается!

К вечеру, не выдержав безделья, я оставил «лос Бобров» [153] за двумя важными действиями, которые должен предпринять любой уважающий себя муж по приходу домой: включить «ящик» и завалиться с пультом в руке поперёк дивана. А я выдвинулся навстречу приключениям, которые поджидали меня уже за порогом…

Сол Палмерас. История Наташи

Расположившись за стойкой в баре, что прямо посреди бассейна, я стал оценивать ситуацию сквозь призму налитого, а затем и выпитого: «Блэк рон визаут айс, пор фавор!» [154] Насверлил лунок, закинул удочки и стал ждать, неспешно назюзькиваясь. Вот, к примеру, какая примостилась рядом прекрасная и удивительная. Есть на что обратить мутнеющий взор. Похоже, итальянка. Эх, ушла, жаль. Зато из толпы алкоголиков-интернационалистов (испанская и английская речь) выделилась самая, что ни на есть, Мечта поэта, каковым я на тот момент уже начинал являться [155]. В её непринуждённом разговоре с барменом я услышал знакомые до боли словоформы. Я подсекаю:

– Вэ а ю фром… Раша?

– Си, – был ответ [156].

«Раша» оказалась Наташа (это имя, а не что вы тут подумали). Когда-то была замужем то ли за кубинцем, то ли ещё за кем. Отсюда и испанский её, что подслушал в разговоре с барменом.