— Да…, вот так… Никто не знает… Он рассказывает, что в полубреду долго горел, а потом сон ему привиделся: какой-то старичок рядом с его кроватью в больничном боксе долго на коленях молился, а он так перепугался, что боялся и пошевелиться, и вот дождался пока старец сам не повернулся и не посмотрел светлым и добрым взглядом…, долго, говорит так смотрел, а потом улыбнулся перекрестил и сказал: «За тебя раб Божий особенно молиться надобно, но без твоих молитв и богоугодных дел никто тебе не поможет». Вот с тех пор и на поправку пошел, перестал бредить, сознание прояснилось… первое что сделал — соборовался, взял благословение и начал фондом заниматься. Его же Буслаев назначил…, как это…, распорядителем своих денег, и представился… Ну вот он все эти деньжищи и половину своих туда и вбухал…
Впереди длинная, уходящая, как будто в небо, совершенно прямая узкая дорога, уложенная между высокими елями, виделась некоей Лествицей, на ступенях которой предстояло еще много столкновений со злыми силами, но на душах у обоих было спокойно, чувствовалось присутствие еще двух существ, напевавших в унисон: «Слава Тебе Боже за все!». От куда-то издали сзади, слышался благословляющий на дальнюю дорогу колокольный перезвон, а данное игуменом благословление до сих пор грело благословленные руки, макушки, души, нежившиеся в отчищенных исповедью и Причастием плотях.
Марина с таинственной улыбкой глядя на ниспадающую в поклоне перед колесами большого джипа, дорогу, сквозь молитовку, послала куда-то далеко, хотя «далеко» это казалось совсем близким, теплевшимся в глубине ее сердца: «Лелюшка мой, как же здорово быть связанной Боженькой одним венцом вместе, слившись в одно сердечко, под одним благословением, навсегда, навсегда, навсегда»…