С кровью сердца отдал за 15 рублей томик Есенина и тут же проел. Эх, ты, «желтый парус». Вспоминаю Горького: «26 и одна». Он пишет о каторжном труде этих хлебопеков. Черт побери! 150 миллионов сейчас пошли бы на эту работу, где утром пекарь печет всем крендели из муки лучшего сорта и, разумеется, вволю.
У сестры, у Маруси – пухнут ноги. Она мне показала вчера – такая небольшая опухоль с противным цветом по всей ноге. Нажмешь пальцем – ямочка долго не выравнивается – жутко, и вместе с тем она уже равнодушно на это смотрит. Сегодня, радостно блестя глазами, нашими – черными и живыми, говорит: «Смотри – сегодня опало!» Маленькая, маленькая радость.
12.6.47 г…Вчера продал мою шинель за 300 рублей. Пуд картошки стоит 225 рублей. Еще кое-что, и нет шинели.
Сколько трудов мне стоило прописаться, наконец сделано и это. Сколько треволнений было за этот месяц, и вот я завтра выхожу на работу. Карточки не получил и едва ли получу за этот месяц, но все ведь проходит, пройдет и это, пройдет и молодая, лучшая пора, о которой мне жалеть и жалеть придется. Как буду работать не евши, еще не знаю, но, наверное буду, потому что это сейчас – единственный выход из создавшегося положения.
13.6.47 г…Первый день работы в новом городе (Чернигов. – Е.Ч.), в новом депо, среди новых людей.
Работать буду техником, и работы, мне кажется, не особенно много, но одно, что денег мало, – плохо. Я не ищу легкого хлеба, а попросту сейчас наказан за глупость – совершенную 3 мая, т. е. сел на товарный поезд и, простившись с Гошкой по-братски, – поехал искать лучшей доли, а возможно, что найду крепче дом.
19.6.47 г. Получил карточки, стал входить в колею. Очень тяжело… Работы, вопреки моим расчетам – все прибывает и будет много-много больше, чем технику промывки депо Троицк…
22.6.47 г. Сегодня 6 лет со дня нападения Германии на нашу страну, со дня начала всех бед и несчастий нашего народа, нашей страны, начала бесчисленных жертв.
24.6.47 г. Полный томленья и скуки прошел еще один день. В депо паровозов нет, и целый день слоняешься по депо… Придя пораньше с работы, я отправился в магазин для инвалидов, где, по слухам, давали муку по коммерческим ценам. Громадная толпа калек, старух, женщин, стариков с гамом топтались на месте, повернув лица в одну сторону – к маленькому оконцу, где творилось вообще что-то невообразимое. Красные, потные лица, косматые головы, яростные глаза и сжатые кулаки. Иногда из этой толпы вылезала какая-нибудь развалина и крестясь и бормоча проклятия костенеющим языком, уходила за калитку, прижимая к груди маленький мешочек с овсяной мукой. Чаще вырывался «инвалид» и мчался с этой мукой на базар, где продавал ее и брал 200 грамм водки; то же самое делали «блюстители порядка», вызывая справедливый гнев окружающих. Я попробовал помочь установить очередь – часа два проорал безрезультатно. «Брать пришел – бери – кончается», – сказали мне. Я получил кило муки и, торжествующий, пошел домой торопить Марусю с галушками.
Такова «допомога голодуючим».
26.6.47 г…Какая неинтересная работа, и сколько времени пропадает напрасно! Как мечтаю я теперь о Ж.У, о должности преподавателя. Как мог бы я учить и учиться сам! Пусть сдавал бы карточку, вошел бы в эту колею, питался бы нормально, да и денег же много, черт побери! Мне кажется, что 4 года пропали напрасно, и с горечью сам себе сознаюсь, что обманул, обманул мать, которой так много обещал после окончания техникума. Вот что значит без поддержки начинать!
…Дочитал с послесловием «Войну и мир» Л.Н.Толстого и сел писать малость. Иногда, в разговоре мне стыдно было признаться, что я еще не читал «В(ойну) и М(ир)». Все мечтал когда-нибудь нормально прочесть ее, всю сразу. И теперь у меня двоякое чувство. Одно – хорошо, что я ее раньше не проглотил, ее лучше читать попозднее. Другое – плохо, что не прочел ее раньше, т. к. все равно бы, читая сейчас, имел бы не меньше удовольствия, чем в первый. Чувствую, что даст господь, через несколько лет, читая эту же восхитительную вещь, буду так же переживать и восхищаться некоторыми местами (может быть, другими или теми же, но совершенно по-другому), только знаю, что всегда буду благоговеть перед этим всеобъемлющим талантом, видеть идеал в этом языке и построении и т. д. и т. д., хотя люди, не чета мне, это сказали раньше меня и миллионы людей еще скажут это за сотни, тысячи лет, захлопывая эту книгу…