Дневники полярного капитана

После этого скажут, может быть, что у нас набрано слишком много провизии, из расчета 32 унции в день на человека. Я хорошо помню, как мы изголодались в 1903 г., просидев четыре или пять недель на 26 унциях, и вполне уверен, что мы за это время потеряли много жизненной силы. Положим, что 4 унции в день, пожалуй, еще можно бы сберечь; на всех нас вышло бы 3 фунта в день, или 63 фунта за три недели, то есть одна сотая доля нашего настоящего груза.

От такой-то незначительной разницы зависит физическое благосостояние людей, пока при них находятся животные, потребности которых соразмерно много больше, чем потребности людей. Из этого следует, что благоразумие требует содержать последних на высокой степени питания, пока у них есть животные, везущие за них тяжести. Время долгих переходов при сокращенных рационах и тщательнейшем внимании к мельчайшим потребностям настанет, когда люди должны будут полагаться на собственные силы для передвижения грузов.

6 часов пополудни. Дул юго-западный ветер, но теперь утих. Небо пасмурно. Пишу после 9-часового сна; другие еще мирно спят. Работа с животными дает долгие промежутки времени, которые не всегда знаешь, чем заполнить. Согласно новым распорядкам собаки отстают на час или даже больше, стараясь прибыть в новый лагерь вскоре после того, как лошадей привяжут. Они везут хорошо, особенно упряжка, которой управляет Мирз. Но они что-то свирепеют. Две белые собаки у Мирза приучены бросаться на чужих. На судне они вели себя довольно смирно; теперь же неистово лают, если к их упряжке подойдет кто-либо, кроме их погонщика. Они однажды на меня залаяли, когда я указывал место для остановки, и Осман, мой старый приятель, обернулся и слегка куснул меня за ногу. При мне не было палки, и нет сомнения, что, не будь сам Мирз на санях, вся упряжка, следуя примеру белых собак, накинулась бы на меня.

Голод и страх – на этом вращается вся жизнь этих собак. На пустой желудок собака делается зла. Смотришь почти со страхом на внезапное, свирепое проявление первобытного инстинкта в прирученном животном. Инстинкт мгновенно вырастает в слепую, не рассуждающую, беспощадную страсть. Так, например, наши собаки в упряжи вообще дружны между собою: тянут бок о бок, друг через друга переступают, укладываясь на отдых, отношения между ними, по-видимому, самые мирные. Но стоит им только подумать о еде – страсти пробуждаются, каждая собака подозрительно смотрит на соседку; малейшая безделица – и драка в полном разгаре. С такой же внезапностью загорается у них ярость, если они на ходу перемешаются; спокойная, мирная упряжка одну минуту лежит, лениво растянувшись, помахивая хвостами, а в следующую – превратилась в кучу бешеных, рвущих, грызущих чертей. Только такие суровые факты еще примиряют с необходимостью жертвовать животными ради таких предприятий, как наше.

Суббота, 4 февраля.

8 часов утра. Угловой лагерь № 6. Удовлетворительный ночной переход. Пройдено 10 миль с небольшим.

Поднял всех в 10 часов вечера. Дул сильный ветер с юго-востока; температура ниже нуля [–18 °С], но под конец завтрака ветер утих и проглянуло солнце.

Дорога сначала была плохая; лошади на протяжении двух миль то и дело погружались; один только Дядя Билл, лошадь Боуэрса, мерно выступал на своих лыжах. Потом стало лучше. После 5 миль сделали привал для второго завтрака. После того стало еще лучше, если не считать нескольких трещин. В две трещины лошадь Оутса провалилась передними ногами, а в третью – вся целиком; остальные же как-то спаслись, и под конец мы вышли на совсем твердую поверхность, по которой шли уже легко. Эту местность, по-видимому, обметают ветры, постоянно дующие вокруг мыса Крозье; поэтому сомнительно, насколько далеко она простирается к югу, но пока идти будет, должно быть, хорошо. Луна ярко нам светила, но небо опять заложило, и к югу оно имеет угрожающий вид. Я думаю, не будет ли метели, хотя ветер пока северный.

Лошади в хорошем виде. Захромавший было Джемс Пигг замечательно поправился.

8 час. веч. Метель. Ветер умеренный; температура тоже.

Впечатления. Глубокий сон без сновидений, следующий за долгим переходом и сытным ужином.

Сухой треск, с которым ломается верхняя кора, заставляя содрогнуться людей и животных.

Собаки привыкают к этим звукам и уже не пугаются их, но продолжают ими интересоваться и, кажется, воображают, что это забавляются какие-то прячущиеся существа. Насторожатся и прыгают из стороны в сторону, надеясь схватить проказников. Сколько бы раз ни обманывала их эта надежда, они ее не бросают.

Собака должна или есть, или спать, или чем-нибудь интересоваться. Жадность, с которой она хватается за все, что может приковать ее внимание, подчас даже трогательна. Однообразие вечного бега для нее убийственно.