В отдалении показались две темные точки, в которых я признал людей. Я поспешил к ним навстречу; это были Уилсон и Мирз с собаками. Они удивились, увидев меня, и выразили опасение, не уплыли ли лошади на льдинах: они видели их в подзорную трубу с берега, с вершины холма, названного Наблюдательным, и полагали, что я с ними. Они ушли второпях, не успев даже позавтракать. Мы сварили для них какао и обсудили с ними печальное положение. Они только что отпили какао, как Уилсон заметил фигуру человека, спешившего к складу с запада. Гран побежал к нему. Это был Крин; он был истощен и говорил не совсем связно. Оказалось, что лошади в 2 1/2 часа утра были поставлены на ночь на морском льду, в достаточном отдалении от виденной накануне трещины. Посреди ночи…
Крин долго шел по морскому льду, перепрыгивая с льдины на льдину, и наконец напал на толстую, с которой, с помощью лыжного шеста, он мог взобраться на самый Барьер. Риск был отчаянный, однако попытка удалась.
Выслушав принесенное Крином известие, я послал Грана обратно к мысу Хижины, а с ним Уилсона и Мирза сам же со своими санями, Крином и Оутсом, отправился на место, где случилось несчастье. В Безопасном лагере мы остановились, чтобы забрать провиант и керосин, затем осторожными обходами подобрались к краю. К радости моей, я увидел заблудившихся. Мы пустили в ход спасательную веревку и с ее помощью обоих втащили на поверхность Барьера. Я разбил лагерь на безопасном расстоянии от края, и тогда только мы все принялись за спасательную работу. Лед более не несло; льдины прижались к краю и не трогались. Людей мы достали в 5 часов 30 минут пополудни, а сани и все вещи к 4 часам утра были на Барьере. В то время как мы тащили последний груз, лед как будто снова стал трогаться, и мы увидели, что лошадей достать нет никакой надежды. Бедных животных пришлось оставить пока на льдине, обильно снабдив их кормом. Из нас никто прошедшую ночь не спал, и все вконец изму-чились.
Я решил, что нам надо отдохнуть, но всех поднял вчера в 8 часов 30 минут утра. Перед завтраком мы увидели, что лошадей унесло. Мы пробовали прикрепить их льдину к Барьеру якорем с помощью спасательной веревки, но якоря соскальзывали. Печальная была минута. За завтраком мы решили уложиться и пойти вдоль Барьера. Таково было положение, когда я писал, но меня прервал Боуэрс, смотревший в подзорную трубу, заявлением, что он видит лошадей на расстоянии приблизительно одной мили к северо-западу. Мы сразу же уложились и пошли. Оказалось нетрудно спуститься к бедным животным, и мы решили сделать еще одну, последнюю, попытку спасти им жизнь. Но тут была допущена роковая ошибка.
Я шел вдоль края и открыл место, по которому мне казалось возможным – в чем я и не ошибался – доставить лошадей на поверхность; но остальные, несколько возбужденные и переутомленные, стали заставлять одну перепрыгнуть с льдины на Барьер; бедняжка сорвалась, упала в воду, и пришлось ее убить. Ужасно! Я всех подозвал и показал им найденную мной дорогу. Боуэрс и Оутс отправились по ней с санями, добрались до оставшихся двух лошадей и тем же путем стали возвращаться с ними, между тем как Черри и я раскапывали дорогу от края. И все же нам удалось спасти только одну лошадь, хотя я совсем уже понадеялся спасти обеих. Но лошадь Боуэрса поскользнулась на одном месте, где надо было прыгнуть, – и с плеском погрузилась в воду. Мы вытащили ее на рыхлый, размокший лед, со всех сторон окруженный крайне взволнованными косатками. Но бедняжка была уже не в силах подняться, и из гуманности поневоле пришлось и ее убить. Такие случаи слишком ужасны!
В
И вот мы готовы к печальному шествию к мысу Хижины. Пропажа лошадей расстроила все наши планы; хорошо еще, что люди все целы.