На этом месте все разразились хриплым хохотом, и разговор закончился. Мой отец, Ранугад, неподалеку выкорчевывающий из земли сорняки, невольно присоединился к их веселью, пока Ильба не приказал ему продолжать работу. Я же слушал всю беседу с открытым ртом и с тяжелым ушатом воды в руках, не замечая что расплескиваю ее себе под ноги.
Как ни странно, господин Ильба всерьез воспринял предложение своих знакомых – возможно, шутка его задела, и захотелось продемонстрировать свои воспитательские способности; а может, имелись еще и другие, неведомые никому причины. Жены и собственных детей у него не было (во всяком случае, в пределах деревни Сузатт), как и у многих странствующих торговцев, проводивших большую часть времени вдали от дома.
Так или иначе, в один из дней у имения Ла́бин-не́г остановилась повозка, и из нее вслед за кряхтящим Ильба легко выпрыгнул незнакомый подросток. Первое, что было заметно еще издали – цвет его волос, темно-медный, невиданный доселе ни у кого в наших краях. На полуденном солнце длинные волнистые пряди пламенели, пугали и одновременно притягивали взгляды. Кожа его имела совсем светлый оттенок, как у хозяев, никогда не работавших в полях, хотя, по словам Ильба, даже крыши над головой в последние годы у приезжего не было. Был он старше меня, наверное, года на четыре, и тогда мне казалось, что это очень большая разница.
- Ма́ура! – прикрикнул на него Ильба, уже входящий в дом. – Разгружай мешки и тащи в погреб!
Тотчас подчинившись, тот взвалил на себя все три тяжеленных мешка с репой одновременно и понес их на плечах, словно это были пуховые подушки. И я понял дополнительную корысть господина Лабинги – усыновленный им подросток обладал недюжинной силой.
Проходя мимо, он на миг задержался, внимательно меня изучая. Я глядел на него снизу вверх, робея под пронзительным взглядом необычно продолговатых и узких глаз.
Большой рот его расплылся в зубастой улыбке, оказавшейся вдруг такой теплой и светлой, что я незаметно для себя разулыбался в ответ.
- Здравствуй, - произнес он, так и стоя напротив меня со своей ношей. – Тебя как зовут?
- Я... я Ба́назир, господин, - ответил я смущенно.
Скрипнула дверь, и ушедший было хозяин Лабин-нег снова высунулся наружу:
- Ты где застрял, оболтус?
- Иду, почтенный! – откликнулся тот, на прощание подмигнув мне и быстро проследовав к дому.
* * *
Следующее утро выдалось ясным и солнечным. Я шел к опушке леса с лукошком, и гордился, что отец доверил мне набрать разных ягод, которые он обычно сушил для настоек и лекарств на зиму.
- Стой! Стой, гаденыш, кому говорю!
Я застыл на месте, мигом растеряв весь свой задор. На меня со всех ног неслась растрепанная, раскрасневшаяся баба с перевернутой метлой в руках. Судя по чистым юбкам без заплат, это была одна из богатых хозяек. Когда у меня окончательно душа ушла в пятки, она неожиданно пробежала мимо, не обращая на меня никакого внимания и продолжая выкрикивать зычным хрипловатым голосом:
- Ах ты, рыжая нечисть! И откуда только берутся такие!
По ветвям над моей головой как волна прошла, и несколько листьев осыпалось на землю, но, подняв глаза, я никого не увидел. Хозяйка остановилась, запыхавшись, постояла немного среди деревьев, гневно озираясь по сторонам и размахивая метлой. Наконец она сдалась и повернула назад, бросая на ходу:
- Ничего, ты у меня еще попадешься, бандит эдакий!
Снова проходя мимо, она толкнула меня раздраженно:
- А ты не стой на дороге! – и удалилась обратно к домам, опираясь на свою метлу.
Ошарашенный, я продолжил путь. Внезапно как молния промелькнуло что-то, и передо мной возник тот самый подросток, привезенный господином Ильба накануне. От неожиданности я сильно вздрогнул.
- Мы, кажется, так и не успели как следует познакомиться, - улыбнулся он мне. – Я Маура, хотя это ты уже знаешь.
Он вынул из-за пазухи небольшие соты с диким медом:
- Бери. Это тебе.
Я недоверчиво принял дар, затем поднял на него глаза:
- Спасибо, господин...
- Да что ты заладил с этим «господином»? – воскликнул он. – Ладно уж, Ильба, но я-то?
- А кто же вы? – спросил я так же удивленно.
- Я тебе только что сказал! Ну откуда вообще появились эти обычаи? Кто-нибудь знает?
- Какие обычаи? – не успевал я проследить за ходом его мыслей.
- Ладно, забудь, - махнул он рукой. – Так ты Баназир, значит. А «Бан» можно?
- Как вам угодно, господин.
- Слушай. За каждый раз, когда ты меня так назовешь, будешь получать щелбан. Понял?
- А что это такое?
- А вот что, – он щелкнул меня по носу, совсем легонько. – Но в следующий раз мало не покажется.
Если бы он впоследствии исправно приводил в действие свою угрозу, то вскоре на моем носу не осталось бы живого места, так как я не мог и помыслить о том, чтобы обращаться к нему как-то иначе. Каким бы ни было его положение до этого, теперь он являлся приемным сыном господина Лабинги и будущим наследником имения, а значит, и моим хозяином [1] тоже.