Дневники принцессы

Большинство людей слыхом не слыхали о Дженовии. Во всяком случае, когда мы делали доклады о разных странах, никто из нашего класса не знал такой страны. Мама говорит, что она тоже не знала, пока не познакомилась с моим папой. Из Дженовии не вышло ни одной знаменитости, ни одной кинозвезды. Во время Второй мировой войны многие жители Дженовии воевали с фашистами, как мой дедушка, но кроме этого они ничем не прославились.

И все-таки те, кто знает о существовании Дженовии, любят туда ездить, потому что там очень красиво. В Дженовии почти круглый год солнечно, перед вами синее-синее прозрачное Средиземное море, а позади — Альпы со снежными вершинами. Там много холмов, некоторые такие же крутые, как в Сан-Франциско, и почти на всех растут оливковые деревья. Я помню из своего доклада, что главной статьей экспорта Дженовии является оливковое масло очень дорогого сорта, мама говорит, такое масло используется только для салатов.

А еще там есть дворец. Он вроде как знаменит. Потому что в нем снимали фильм про трех мушкетеров. Внутри я никогда не была, но мы с бабушкой много раз проезжали мимо. Видели много башенок, всяких контрфорсов и так далее.

Интересно, мы столько раз проезжали мимо дворца, и бабушка ни разу даже не заикнулась, что жила в нем!

Икота наконец прошла. Я решила, что теперь можно спокойно вернуться в «Палм корт». Я решила дать уборщице доллар, хотя она за мной и не убирала. А что, я могу себе это позволить, ведь мой папа принц!

Четверг, позже, домик пингвина в зоопарке Центрального парка

Я так обалдела, что еле пишу, к тому же меня то и дело кто-нибудь толкает под локоть и здесь темно, но это неважно. Я должна записать все в точности так, как было, а то когда я проснусь завтра утром, то могу подумать, что это был кошмарный сон.

Но это был не кошмарный сон, это было на самом деле.

Я никому не расскажу, даже Лилли. Лилли меня не поймет, меня НИКТО не поймет, потому что ни один из моих знакомых никогда не оказывался в таком положении. Ни с кем еще такого не случалось, чтобы он лег спать одним человеком, а наутро проснулся и обнаружил, что стал кем-то совсем другим.

Когда я вернулась из дамской комнаты и села за столик, немецкие туристы ушли, а их места заняли японцы. Это уже лучше, потому что японцы ведут себя намного тише. Когда я садилась за стол, папа разговаривал по мобильному. Я сразу поняла, что он говорит с мамой: у него было такое выражение лица, которое бывает только тогда, когда он говорит с ней.

Он говорил:

— Да, я ей сообщил. Нет, кажется, она не расстроилась. — Он посмотрел на меня. — Ты расстроилась?

Я сказала:

— Нет.

Тогда я действительно не расстроилась. Пока не расстроилась. Папа сказал в телефон:

— Она говорит «нет». — Он с минуту послушал, потом снова посмотрел на меня. — Ты хочешь, чтобы мама приехала сюда и все объяснила?

Я замотала головой:

— Нет. Ей нужно закончить работу в смешанной технике для галереи «Келли Тейт». Ее нужно сдать до следующего вторника.

Папа повторил все это моей маме. Мне было слышно, как она заворчала. Мама всегда ворчит, когда я ей напоминаю, что ей нужно сдать работу к определенному сроку. Мама любит работать, когда ее посещают музы. Обычно в этом нет большой беды, потому что почти все наши счета оплачивает папа, но все-таки взрослому человеку, даже если он художник, стоило бы вести себя более ответственно. Эх, встретить бы мне когда-нибудь маминых муз! Я бы им надавала хороших пинков, да так быстро, что они бы и заметить не успели, кто им всыпал.

Наконец папа закончил разговор и посмотрел на меня:

— Ну что, тебе лучше?

Кажется, он все-таки заметил, что у меня была икота. Я сказала:

— Да, лучше.

— Миа, ты действительно понимаешь, что я тебе говорю?

Я кивнула:

— Да, что ты — принц Дженовии.

— Да…

По папиному тону стало ясно, что это еще не все. Я не знала, что еще сказать, поэтому спросила:

— А до тебя принцем Дженовии был дедушка?

— Да.

— Значит, бабушка… Кто?

— Вдовствующая принцесса.

Я поморщилась. Что ж, это многое объясняет в бабушке.

Папа чувствовал, что он меня озадачил. Он продолжал смотреть на меня как-то странно, вроде как с надеждой. Я попыталась улыбнуться с невинным видом, но это не подействовало. В конце концов я не выдержала и спросила:

— Ладно, что из этого?

Кажется, он был чем-то разочарован.

— Миа, разве ты сама не понимаешь?

Я положила голову на стол. Вообще-то в «Плазе» так делать не полагается, но я не заметила, чтобы за нами наблюдала Ивана Трамп.[6]

— Нет, пожалуй, не понимаю. А что я должна понимать?

— Детка, ты больше не Миа Термополис, — сказал он.

Из-за того, что мама родила меня вне брака, и из-за того, что она не верит в патриархат, как она это объясняет, она дала мне не папину фамилию, а свою. Я подняла голову.

— Я не Миа Термополис? — Я несколько раз моргнула. — Кто же я тогда?

И папа грустно так сказал:

— Ты — Амелия Миньонетта Гримальди Термополис Ренальдо, принцесса Дженовии.

Ладно.

Что? Принцесса? Я?