Дневники русской женщины

Я вспомнила лекцию Введенского «Условие допустимости веры в смысл жизни», где он доказывал, что смысл жизни заключается в исполнении нравственного долга, который предписывает нам служение всеобщему счастью. Но так как всеобщее счастье на земле неосуществимо, что доказывается сочинениями философов и поэтов всех времен и всего мира, то мы вправе верить, что оно осуществится в посмертной жизни, что «исполнение мной нравственного долга искупляет всякое зло, испытываемое не мною, а другими… что это зло превратится даже в добро и что оно примирит с испытанным злом не только того, кто сам претерпел его, но и всех тех, кто, служа нравственному долгу, вел как бы бесплодную борьбу для освобождения мира от зла». Таким образом, он доказал, что при понимании смысла жизни в служении нравственному долгу, а этого долга – как служения всеобщему счастью, – вера в смысл жизни оказывается логически непозволительной без веры в бессмертие, ибо всеобщее счастье неосуществимо, если нет бессмертия. Он доказал так ясно и логически правильно возможность веры в бессмертие души, что я, всегда верившая в него, но считавшая это областью веры, почти невозможной для доказательства каким бы то ни было путем, пришла в восторг от такого ясного, простого доказательства с логической точки зрения.

Я верю и в нравственный закон. Но все-таки это не разрешало вопроса: становясь на точку зрения Введенского, принимая во внимание исполнение нравственного долга с верой в искупление этим исполнением зла земной жизни в посмертной, – я не могла ответить себе на свое «зачем?», почему вся жизнь устроена так…

Разве нельзя было бы обойтись без земной жизни? – ведь в силу этого мы должны жить на земле целую жизнь, зная, что в конце концов весь этот мир, в котором мы живем, в котором преследуем столько целей, планов, испытываем столько горя и страданий – разрушится? Неужели же такая наша жизнь так необходима для осуществления всеобщего счастья, в том виде, как говорит Введенский? В силу какой случайности явились мы на земле – существа, одаренные разумом и бессмертной душой? Не говорю уже о вопросе о происхождении зла на земле…

С религиозной точки зрения… – мне было еще тяжелее. В самом деле: нас ожидает бессмертие, но какое? – Праведникам обещается вечная блаженная жизнь, грешникам – вечное мучение; и в Писании сказано: «Много званых, но мало избранных»… Учение Церкви разделяет таким образом всех на праведных и грешных, и в результате выходит опять то, что счастливы будут только немногие; а масса, испытавшая столько и здесь, на земле, – окажется обреченной на вечные муки в будущей жизни…

И мне невольно вспомнилась статуя Залемана, изображающая усталое, вечно стремящееся вперед человечество, с надписью:

Il tanto affaticar che giova?⁷

(Данте)

Помню, как меня охватила бесконечная усталость, когда я остановилась перед этой статуей… и мне захотелось самой сейчас же уничтожиться, с закрытыми глазами медленно погрузиться в нирвану… исчезнуть, слиться с природой как часть ее.

И опять это ужасное: почему же все это устроено так, а не иначе? вставало предо мною; забытый вопрос, который занимал меня одно время, когда я была еще подростком и размышляла о будущей жизни: почему же все-таки немногие будут счастливы, отчего Бог устроил все так? – этот старый вопрос встал опять вновь предо мной во всей своей ужасной ясности.

Я чувствовала себя подавленной, уничтоженной… Часы шли – я их не замечала…

Поздно вечером я подняла голову, посмотрела на икону, хотела было опуститься на колени, и… не могла: ни слов, ни мыслей, ни настроения – ничего у меня не было на сердце для молитвы в эти минуты.

Я легла спать. Рука не сделала обычного движения – крестного знамения… Все точно замерло во мне…

На другой день я встала с тем же вопросом, за что бы я ни бралась – всюду меня он преследовал, и мне казалось еще бессмысленнее как свое, так и существование других.

И так все эти дни. Я почти не могу ничем заниматься, на сердце так тяжело… Теперь передо мной лежала раскрытая книга – «Боярская дума» – и какое мне было дело до всех этих бояр, окольничих, думных дьяков?..

И, упав головой на стол, я плакала горькими, неудержимыми слезами… не стыдясь своих слез… Я была одна со своим отчаянием, никто меня не видел, да и кто бы мог мне помочь?

Как завидовала я всем материалистам! Как счастливы они своим сознанием, что нет никакого бессмертия, что они могут умереть с полным сознанием того, что уже не будут жить после смерти!

Я решила обратиться к Введенскому; может быть он хоть что-нибудь сумеет ответить на мой вопрос…