Дневники русской женщины

Вчера, когда я узнала, что она умерла, я пошла поскорее к себе, помолилась и открыла Евангелие наудачу, чтобы потом истолковать то, что откроется. И открылось мне: Евангелие от Иоанна, глава 11-я, стих 26: «И сверх того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят». После этого я еще два раза открывала Евангелие, но не попадала на более подходящее к смерти. Сейчас я открываю вновь Евангелие от Иоанна, глава 16-я, стих 25: «Но Авраам сказал: Чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое от жизни твоей, а Лазарь злое; ныне же он здесь утешается, а ты страждешь». Как истолковать эти слова?.. Лиза, Лиза! Вот и меня тоже зовут Елизаветой; и молясь – упокой, Боже, душу новопреставленной рабы Твоей Елизаветы – воображаю, как и надо мной будут читать молитву эту, петь заупокойные стихи. Господи, тогда-то мне хорошо будет!

Лиза, Лиза! И зачем только ты умерла?! Если бы я плакать умела, я бы не по-человечески заплакала, но плакать я не умею, как по-настоящему плачут. Вот злиться – умею, до того, что всех, кто разозлит, могу зарезать; руки себе до синяков кусаю и перочинным ножом режу, если разозлиться явно невозможно…

25 мая. Завтра экзамен «физичный», и последний. Да, дела!.. Сегодня от тети получено письмо из Берлина с 2 марками, по 10 пфеннигов каждая; и я не только не могла узнать содержание письма, но даже мне не позволяли взять хоть одну из заграничных марок. Дверь мамаши моей заперта сегодня… и подумаешь из-за чего? – Только сказала маме: не проходи, пожалуйста, через мою комнату, надо ведь заниматься! Мама дошла до двери своей комнаты, и через минуту же, точно маленькая, снова к двери. Тут уж я не вытерпела: так, мама, и учиться невозможно! И что же? Дверь в мамину комнату, прежде бывшая лишь притворенною, с шумом захлопывается на задвижку и уже весь день не отпирается. И чего-чего только к этому случаю не было пристегнуто: и что-то о манерах, и что-то о благодарности, и что-то о пирожном, и «я тебе покажу, кого ты должна слушаться», на что я, помню, тихонько ответила: «пожалуй». В результате, конечно, брань, и уже не «дрянь-девчонка», а нечто посильнее, похуже и вообще для человеческого достоинства пооскорбительнее… Действительно, я могу быть, ну, хоть дрянью, но тем, чем Бог сотворил не людей, а свиней, и даже вообще никого не сотворил, – я не могу быть не только по законам человеческим, но и по закону природы. Я не слыхала от мамы и таких слов и таких поступков уже давно, и странно, что ничего мне от этого не сделалось: все слушала спокойно, точно не мне говорят. А коли отвыкнешь от таких сцен – трудненько ведь к ним потом привыкать…

Завтра физика. Как-то придерется ко мне физикант: на все его вопросы и придирки я в нынешнем году торжественно молчала, за что получала аккуратно каждый раз 3. Я нахожу очень странным привычку человека спать ночью: сон пустая трата времени. Вчера я до четырех с половиною часов утра сидела, – и физики 10 билетов выучила, и целую книжку «Исторического Вестника» прочла. А сегодня почему-то спать хочется. Делал бы человек дело день, делал бы его и ночь, да спал бы всего два часа; вот тогда и к экзаменам удобно было бы готовиться. Бьет уже 11 часов. Пора заниматься…

26 мая. Ура! перешла в 7-й класс!! Сегодня, после физичного экзамена, получила все билеты, у меня всего две четверки экзаменационных, а на остальных 5. Про годовые – не говорю, потому что… Какая суета, гам, шум, крик, возня, – словом, все то, что мне так нравится, что я так люблю в гимназии. Каждая после экзамена бежала в дортуар укладываться: снималось казенное белье, передники, так что те, которые уходили сегодня, надев для приличия только казенное платье, были совершенно декольтированы и сидели на кроватях.

Я бродила, бегала взад и вперед, наблюдая воспитанниц. Вот идет одна из них, остановилась, вздохнула и говорит: «Слава Богу, теперь и последние сдали, больше нечего уже бояться, совсем свободны; слава Тебе, Господи, слава Тебе!» и начинает усердно класть земные поклоны перед висящим на кровати образом. Рядом с ней, вся обложенная вещами, на коленях перед раскрытой тумбой другая; третьей платье портниха принесла; та затягивается в корсет, надевает его, кругом с любопытством смотрят… Все больше и больше приходят с экзамена, вот, наконец, пришла и последняя. Теперь собралось судилище; сидим, толкуем. Вдруг вышла Людмила Иосифовна с листком фамилий и баллов, мы все бросились к ней, заорали, зашумели; я кричу – Мне сколько? – «Пять!» Я разинула рот: у меня годовой 3, а на экзамене 5! и на два стула вышины подпрыгнула от радости. Самый трудный для меня предмет сошел так прекрасно!.. Все бегают, смеются, я душила и тискала Маню… Кто-то сказал:

– Mesdames, ведь мы – седьмые, понимаете ли вы это?

Я только тут сообразила: ведь, действительно, седьмая! И все очень дивятся моим баллам: из физики, кажется, единственный в классе контраст, «поразительный» прибавляют восьмые.