Дневники св. Николая Японского. Том I

Утром Матфей Юкава привел фотографа Савву, который при жене держал наложницу и прижил от нее дочь. К счастью, оказалось, что он наложницу отправил уже в Токио совсем, а дочь оставил у себя как бы дочь своей законной жены; пред женой извинился и прощен ею; других наложниц, вопреки слухам, не имел. Видимо, сам сокрушается о своем бедном житии бывшем и изъявляет, по–видимому, самое твердое решение никогда к нему не возвращаться; в Церковь обещался ходить и даже заботиться о распространении христианства. Он старший по времени и лучший фотограф в городе; имеет сына тринадцати лет, которого думает со временем даже пустить в заграничное образование. Привел Юкава и другого бывшего доселе блудного Моисея Кавасака, тридцати четырех лет; этот, по–видимому, с заснувшею совестью, и чудовищные вещи наговорил: «В Кагосима женщины дурных нравов, не блюдут целомудрие; так я, чтобы выбрать себе хорошую жену, испытываю их, после крещения уже трех переменил (крестился два года назад); теперешняя живет со мной четыре месяца, тоже собираюсь отпустить, не нравится», — «Да ведь это, если человек сто наберется в Кагосима вот таких, как ты, так вы, действительно, всех до единой в Кагосима женщин развратите, пробуя их, годится ль вам в жены!» И еще жалуется, что «женщины дурны здесь»… Возражений против этого не находится, но твердит свое, что жену хочет выбрать. Пришел и о. Яков убеждать его. Насилу согласился переменить поведение, оставить нынешнюю свою женщину женой у себя, но холодно и неискренно — едва ли исполнит обещание. После полдня посетили остальных христиан — домов 8, а также ученого Номура, содержащего китайскую школу (человек 30 мальчиков) и одного слушающего учение у католиков и православных вместе и прямо клонящегося на сторону православия.

Вечером с семи часов была проповедь для язычников в нашем церковном доме; собралось полно; говорил сначала о. Яков, потом я — первоначальную проповедь к язычникам. Но что за грубый народ здесь, особенно ученики: все время проповеди смеялись, находя для себя что–то смешное в языке моем; просто потому, должно быть, что язык иностранца, так как в понимании мысли — из доброй части слушателей видно было — не было никакого затруднения. Моя проповедь поэтому и продолжалась всего три четверти часа, а говорить собирался я часа полтора. Увы, начинает теряться добрая черта японцев, плода конфуцианства здесь, — вежливость и приличность! По окончании проповеди христиане избрали чрез тоохёо — закрытые бумажки — четырех человек в фукёоин’ы, что с прежними составит 8, а если и гиюу — четыре согласятся, то всех радетелей распространения веры будет здесь 12.

11/23 сентября 1891. Среда.

Кагосима и дальше.