Дневники св. Николая Японского. Том Ι

Боже, да скоро ли это кончится русская жизнь! Когда же я буду чувствовать и знать себя опять в Японии? Если опять когда взгрустнется там, пусть вспомнится, что нехорошо чувствовалось здесь — Утром — письма к матушке Евстолии, — к о. Федору Быстрову, чтобы 800 рублей передал в Новодевичий — мастеровым по иконостасу, — к о. Исайи — с доверенностью на имя о. Феодора — получать за меня по повесткам, засвидетельствовать подлинность моей подписи в Канцелярии Митрополита. — Матушка Серафима, Рождественского монастыря, принесла иконы, вчера пожертвованные; мать Рафаила, Ивановского монастыря, принесла в благословение икону Предтечи Иоанна. Обе — еще просфоры. Мать Евгения, Страстного монастыря, зашла от Владыки Алексея и говорила, как народ ропщет, что к памятнику Пушкина будет духовная процессия для освящения его. О том же говорил о. Иоиль, принесший великолепное пожертвование Александры Филипповны Колесовой — 23 иконы прозрачные — на холсте, масляными красками. С о. Иоилем был какой–то подрядчик; тот в негодовании на освященье памятника; «вон „трухмальные“ ворота Филарет не пошел освещать»-де… Что за многознаменитейшее явление. — Этот взрыв народного религиозного чувства — и негодование на духовенство, что оно собирается (по напечатанной программе) выйти — освятить и прочее! Митрополиту делают поправку. Вот что значит Москва! Благочестие тут как крепко, и как чуток народ ко всему, что может компрометировать Церковь. — А дело — не шуточное. Уже генерал–губернатор и Обер–полицмейстер были у Митрополита сказать ему, что народ волнуется и не желает процессии. «Что–де нас идолопоклонству хотят учить! Идола освящать!» Или: «Церкви и молиться за него (Пушкина) не должно, — он самоубийца — дал себя так легкомысленно убить» (Лузин — Преосвященному Алексею); пусть на него хоть бриллиантовый венок вешают, да не освящают идола, а то вон и теперь неверы смеются: «И Пушкин будет чудеса творить, — его освящают, как мощи» (подрядчик). «Что у нас за архиереи!»… (вслух в Церкви Страстного монастыря). Вот–де и народный поэт! И как велик нравственный характер лица! Говорят, что другому лицу так бы не сделали, а именно Пушкину. — Вечером съездил к Анурову — на дачу уехал, — к Преосвященному Амбросию — посоветовал отправить за сбором на Нижегородскую ярмарку о. Гавриила Сретенского; едва ли состоится; в Страстной монастырь попрощаться с маленькими болгарками; что за милые дети! Был еще студент медицины — болгарин — брат грустнолицей Анюты, и маленький Вася, брат Раины — болгарской королевны (Маша, большая — ее сестра).

5 июня 1880. Четверг. В Москве

Целый день укладывал иконы и прочее — всего два ящика. Прескучная работа. Утром был Сергей Михайлович Третьяков, московский купеческий

голова, — пригласить на завтрашний обед от города депутатам от разных мест, пришедших на праздник Пушкина; еще раньше того получил печатное приглашение в том же смысле. Затем были: Ю. А. [Юлия Александровна] Казанская с дамой, принесшей ящик пастилы; дама по имени Августина — ухаживает за восьмидесятилетним Муравьевым–Апостолом — ссыльно–каторжным декабристом, под руководством которого в Сибири сама воспиталась; студент Свербеев — Миша, сын Самарского губернатора, милейший юноша, болтавший о раскольниках битый час; опять Ю. А. Казанская с книгами и сибирским ковром; на этот раз я попросил ее помогать нам укладывать в ящик вещи, что она с удовольствием, по–видимому, исполнила. Обедал в три часа в обществе Елагина, говорившего все время обеда и больше о себе; Православие, по ему, кажется, им одним и держится. — Вечером видели аэростат, поднявшийся из Москвы, — на высоте верст пяти. Побыли с Филипычем (келейником Преосвященного Алексея) в бане за 60 копеек.

6 июня 1880. Пятница. В Москве.

День открытия памятника Пушкину