Был посланник Извольский и князь Лобанов, Иокохамский консул. Посланник говорил, что адмирал Скрыдлов очень рассердился за то, что в Нагасаки при госпитале часовню перестроили в Церковь и сменил за это доктора Волошина — зачем–де не спросил позволения у него; хотел- де Скрыдлов в гневе говорить об этом со мною, зачем я разрешил игумену Вениамину строить Церковь, но он — посланник — удержал Скрыдлова от этого и успокоил его гнев. Я объяснил посланнику, что Скрыдлов был в заблуждении: там как была часовня, так и осталась часовня, только поукрасили ее несколько; о. Вениамин и все другие окрестили ее там в Церковь; я и не догадался вывести их из заблуждения, потому что у нас и японские молитвенные дома обыкновенно называются Церквами, но это не в собственном смысле; Церковь в собственном смысле — такое здание, которое освящено по чинопоследованию с положением в основание Святых Мощей. Хлопоты о. Вениамина по украшению часовни я одобрил, но разрешить ему строить храм там (не для японцев) я и права не имел бы; о том следовало бы просить Санкт—Петербургского Митрополита, которому подведомы все заграничные Церкви. Конечно, Волошин должен был спросить позволения у адмирала на переделки в часовне; но о. Вениамин тут ни при чем; разве что он должен был напомнить доктору написать к адмиралу, чего он не сделал, так как сам еще человек неопытный.
Посланник сказал еще, что Государь Император пожертвовал пять тысяч рублей на постройку храма в Нагасаки. Значит, храм там непременно будет построен, и именно на месте, пожертвованном для того евреем Гинцбургом; Государь велел благодарить его за это пожертвование.
Князь Анатолий Григорьевич Лобанов—Ростовский приезжал прощаться перед отправлением в Россию — назначен на высшее место, после двенадцатилетней службы в Иокохаме, где закис до того, что сделался отъявленным пессимистом, — о чем ни заговорит, все бранит.
Так–то полезны внушения урегулировать пение, не тянуть безобразно: сегодня на Литургии во время «Херувимской» мы, священнослужащие, успели все сделать, конечно, нисколько не торопясь, а весьма истово, и отправиться к жертвеннику, а Львовский с правым хором все еще тянул первые четыре слова «Херувимской» («Варера цуцусинде херувим–ни ноттори») и, вероятно, еще продолжал бы тянуть, но я послал иподиакона поторопить. — А на днях только что просил не безобразничать так! Никакого внимания, ни малейшего уважения ко всем просьбам и внушениям! — Понес к нему жалованье его за январь и, кстати, уже с гневом выговорил, и, уходя, сильно хлопнул дверью, но — тоже поди — умано мими–ни казе! Не знаю, что и делать с этими людьми.
О. Симеон Мии из Кёото пишет, что «11–го числа сего месяца (нового стиля), в день государственного праздника „Кигенсецу” отслужен молебен пред начатием учения и, с помощью Божиею, открыта наша Православная Женская школа в Кёото». И продолжает: «Да будет навсегда этот день достопамятным днем основания этой школы до тех пор, пока Японское государство будет существовать. С нами вместе торжествовали сей день сестры и некоторые братья этой Церкви, и даже иностранные единоверцы — греки. По окончании молебствия и проповеди в Церкви наставница и матушка новонасажденной школы Н. П. Такахаси пригласила всех этих — собравшихся на молитву — к себе в школу на трапезу и угостила нас по–тоокейски». Ученицы пока только четыре. Но о. Мии надеется, что скоро наберется много, и, конечно, наберется, — Он пишет еще, что «несколько искренно приготовляющих себя к крещению» в Кёото и в Оцу, куда он с катихизатором поочередно ездят для проповеди каждую неделю.
Днем писание Отчета, вечером перевод Страстной Седмицы.
То же. Письмо из Кёото Надежды Такахаси с более подробным, чем у о. Мии, описанием открытия школы. Четыре ученицы — язычницы, хотя родители или родственники их христиане; подчиняются ученицы вполне христианскому школьному режиму; на полуцерковном содержании.
Отчеты и корректура Первой недели Великого поста.
Регент Алексей Обара повенчан вторым браком с какой–то, тоже уже бывшей замужем; она научена немного христианству и на днях крещена. Обара — совсем кощец, без одного легкого, по фигуре — на ладан дышит, а женится! Жаль, если скоро израсходует остаток жизни; хороший регент, заменить будет некем.