Целый день читал накопившиеся за последние дни письма. Из деловых многие с просьбами о деньгах, что, по возможности, и удовлетворено, еще о. Борис Ямамура просит разрешить брак в четвертой степени: сына на родной племяннице прежней жены; отвечено: не имею права изменить постановление Церкви. — О. Николай Сакурай очень просит еще двух катихизаторов для Хоккайдо, «иначе, говорит, еретики завладеют всем — больно широко и густо сеть раскинули». Где же взять их? — Кореец Ханг, недавно здесь хотевший креститься, пишет из Сеула, что передал мое письмо о. Хрисанфу и очень ласково был принят им, и подобное.
Поздравительных: телеграмм было доселе 40, листков 57, писем 84. Отовсюду сообщают, сколько было в Церкви на праздник — в Хакодате, например, 270 человек и денежных пожертвований в этот день было 66 ен, в Одавара более 200, в Токусима 50, и прочее.
Утром, до полудня были: 1. Мараками, издатель месячного журнала «Сейкоо», — просил рассказать что–нибудь о моей жизни в Японии. Рассказал, что пришло на мысль. 2. Авраам Сато, из Ициносеки, вечно ссорящийся там с другими христианами. И ныне не в особенно мирном настроении, но видно, что постоянное столкновение с большинством утопило его, и он вперед, должно быть, не очень будет мутить там.
О. Вениамин из Нагасаки прислал прошение об отставке. Но в прошении на мое имя просит, чтобы я ходатайствовал перед Святейшим Синодом об увольнении его от службы в Миссии, а в письме, приложенном к прошению, просит отпустить его немедленно в Россию, снабдив двумястами енами на проезд. Пошлю ему обратно прошение, чтобы он, если хочет немедленного отпуска, выключил слова о ходатайстве перед Святейшим Синодом, иначе придется ему ждать здесь еще несколько месяцев. — Уволю его с удовольствием, трехлетнее его пребывание (приехал сюда 3 февраля 1900 года) в Японии доказало, что он Миссии приносит только убыток, прока же от него ни на волос; отчасти полезен он русским христианам в Нагасаки, но отчасти и вреден своим неудобным характером.
Взбалмошный о. Сергий Глебов (вследствие моей записки в ответ на его письмо, препровожденной третьего дня, имеющий успокоить его совесть, как я думал) прислал дифирамб себе, что подает в отставку от службы и в Духовной Миссии, и в Посольстве. Костривость и глупая заносчивость сего человека феноменальны — и ни малейшей оглядки на себя и способности понять недоброкачественность своих поступков и речей! Послал и на это ему несколько успокаивающих слов, оканчивающихся: «Служите себе с Богом при Посольстве!»
С семи часов утра Пасхальная служба, которую обыкновенно служат священники (без меня) соборне, но ныне служил только один о. Петр Кано. О. Феодор Мидзуно вчера ушел в Коодзимаци христославить у немирных и на ночь не вернулся — значит, запил, несмотря на свои зареканья не пить. Между тем из Циба вчера вечером телеграммой известили, что умер Иов Акияма, служивший там прежде некоторое время катихизаторским помощником, и просили прислать священника для погребения. Следовало бы отправиться о. Феодору, так как это его приход, но, по неимению его налицо, пришлось просить о. Романа Циба ехать похоронить, а у него самого мать при смерти. Отправился он, а часа через три прибежали сказать, что мать кончается, просят телеграммой вызвать поскорее о. Романа. Телеграмму послали о. Роману, чтобы по отпевании Иова спешил домой; в то же время я отправился прочитать над умирающей отходную. К вечеру сыскался домой о. Роман, матери его после отходной сделалось лучше. Явился и о. Феодор Мидзуно в Церковь во время всенощной и, по окончании оной, хотел отправиться с нами, завтра служащими, слушать вечернее Правило; но я его остановил, сказав, что он недостоин завтра служить, так как нарушил обет «не пить». Он смиренно принял это; и я сказал ему, чтобы он завтра вечером очистил себя таинством покаяния, после чего в понедельник может участвовать в служении Литургии.